И вдобавок сообщу вам, драгоценная Катерина Матвеевна, что тесно тут, не в пример Средней Азии. Наблюдаю на стены с окнами да крыши черепичные, и дыхание у меня в груди сдавливает, словно бы из пушки кто в упор саданул.
Никакого простора кроме того на площади, ко всему прочему шпиль данный изо всех углов торчит, как будто бы за тобой следит и на прицеле держит. железобетона и Никакого стекла — черепица одна да фахверки.
// old-pionear.livejournal.com
В переулки и вовсе заходить страшно: как будто бы в чёрные времена средневековья на тачанке въезжаешь. Никаких революционных преобразований, никаких транспарантов красных, никаких трудящихся — лишь фонари, ставни и пережитки старины.
Еще желаю сказать вам, что дислокация протекает гладко в доме у одного патриция.
Душа моя рвётся к вам, ненаглядная Катерина Матвеевна, как журавль в небо. Но произошла у нас маленькая заминка. Полагаю, не более чем на дни.
Дом патриция расположен на широком проспекте, залитом солнцем, а проспект взбирается в гору. Так что сейчас ноги несут меня по горячим камням в противоположную сторону, но это не должно смущать вас, драгоценная Катерина Матвеевна, потому как дислоцируюсь я на острове, и дальше его берегов ноги меня не унесут.
Поселился я тут в обстановке интернациональной общности и согласия. Принял меня патриций душевно, возможно сообщить — с огоньком. А до тех пор пока ожидал его на ресепшне, просвещался культурно, разглядывая картину. Собор со своим шпилем, мало он на улице преследовал, и тут меня отыскал.
Да и кривовато нарисовано, в случае если по правде. Но ничего нехорошего про картину я, само собой разумеется, хозяину не сообщил, по причине того, что долг революционный обязывает проявлять дружбу и высказывать помощь.
Помещение мне досталась просторная, с половиной удобств (та добрая половина, которая выше пояса), со столом барским, а кресло патриций самолично из собственной опочивальни принес. Так что ни в чем у меня сейчас потребности нет, и всё это за 38 евро (т.е. около 1800 красноармейских рублей).
Дислоцируюсь я на третьем этаже, а с таковой высоты из окна лишь небо и видно, разве что где-то внизу крыши маячат. Так что рвется при взоре в окно моя душа к вам, как журавль в небо, незабвенная Катерина Матвеевна.
Но не сильно рвется, потому как стоит лишь через подоконник перегнуться, а в том месте внизу — ступеньки и плитка двора. В общем, костей не соберешь, а помирать в таком красивом дворике жалко.
Посему спустился я собственными ногами по лестнице и покатился переулками под гору. Иду сейчас по асфальту ровному, жив и здоров, и ни о чем не вздыхаю, не считая как об вас, единственная Катерина Матвеевна. Так что вам зазря убиваться не рекомендую.
Напрасное это занятие…
Дома тут чудные нужно сообщить. Окна у них смогут быть и с одной рамой, и с тремя, со ставнями либо без оных, один этаж на другой не ровняется.
Как будто бы бы любой квартирант сам собственную часть дома строил. Не по-отечественному это как-то.
А речка (Илль именуется) — самая простая, лишь мосты через нее низенькие, а исходя из этого кораблики уж больно забавные тут плавают: на плоскодонку похожие, но побольше и с крышей из стекла.
Трамвайные экипажи и того заковыристее — совсем ни на что человеческое не похожи, а носятся, как буря в пустыне, лишь и успевай уворачиваться.
А ещё желаю приписать для вас, Катерина Матвеевна, что другой раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берёт. Думаешь, как-то вы в том месте на данный момент? Какие конкретно в наше время заботы? С покосом управились, либо как?
Должно быть, травы в текущем году богатые. Тут, на земле Эльзасской, травы в наше время близко заколосились, лишь и коси, а некому.
Проходят все мимо и никакого внимания не обращают.
И грибов также знатно выдалось. Также хоть косой коси, ан нет — иногда кто и протянет руку, дабы грибок забрать, в противном случае всё больше мимо идут а также носом на грибные поляны не ведут.
Обратно пишу я вам, любезная Катерина Матвеевна, потому, что выдалась свободная минутка, и разнежился я на тёплом солнышке, словно бы отечественный кот Васька на завалинке. Нормально тут у реки и благостно, как будто бы бы и нет революций и никаких войн в мире.
А потому выбрал я ресторацию, что на открытке с левого края видна, разместился на веранде с перилами и решил отведать местной кухни эльзасской, да напитков сладких. Сижу я на данный момент на стуле около самого светло синий Илля, ни в чём тревоги не испытываю.
Солнышко тут такое, аж в глазах бело.
Прекрасно тут сидеть, головой крутить и местные кушанья потреблять. Готовят эльзасцы наподобие как вы, распрекрасная Катерина Матвеевна, лишь тарелки у них величиной с крышку от колодца.
И лежит на таковой тарелке гора двуглавая. Одна вершина — это картошка жареная, а вторая — мясо копченое и прессованное, на тонюсенькие пластины порезанное. И ставят к этому рядом еще четыре тарелки, как для супа, лишь не суп в них.
В первой тарелке — соус особенный сметанный, густой, остренький и вкусный. Во второй — лучок порезан тоненькими колечками. В третьей — травка местная, мелко порубленная.
В четвертой — сыр натертый. А сбоку еще одну тарелку подвинули — с капустой местной. Практически как ваша, на славу капустка — квашеная, свеклой подкрашена, хрустит-похрустывает, с кислинкой и со сладостью в один момент.
И вот берешь вилочкой, наматываешь на картофелинку жареную листик мясной — аккуратно наматываешь, как младенца в пеленки кутаешь. После этого горсточку лука поверх надеваешь бережно.
Позже накалываешь на вилку эту картошечку в мясце копчено-прессованном и окунаешь с головой в соус сметанный. Позже ласково прислоняешь к зелени нарубленной, дабы вся конструкция на вилке стала пестрой, бело-зеленой.
Наконец доходит очередь до последней тарелочки с сыром, в котором нужно вывалять картошечку с головы до пят, пока она вся шубой сырной не покроется. И лишь по окончании всего этого вилку в рот послать направляться.
И до тех пор пока все это шепетильно пережевывается, безотлагательно нужно подхватить освободившейся вилкой копеночку капусты свекольного цвета и докинуть в топку кулинарного удовольствия. Вот такая у них еда несложная и непритязательная.
И стоит эта нехитрая трапеза 21.50 в евро (другими словами в рубликах кушанье обошлось мне приблизительно в одну тысячу и еще сорок рублей сверху), что по буржуйским меркам в полной мере гуманно и дружественно.
Верьте, не верьте, раздоверчивая Катерина Матвеевна, а собор меня и тут отыскал и наблюдает настырно через крышу прямо мне в тарелку. Исходя из этого было нужно нейтрализовать эффект чужого присутствия местным напитком — арманьяком (уровень качества у него ВСОП, говорят — это, как я осознаю, Верховный Сорт Общепита).
Цена у него забавная, в случае если открыто — 5.60 евро за кружку (около 270 рублей, вот лишь не доливают, ироды, до краев). Ничего так напиток, что-то среднее между морсом и нашими квасом.
Уже не дождусь, в то время, когда возвратиться смогу и хлебнуть кваску из ваших крепких рук. Ну, да недолго разлуке отечественной тянуться.
Ещё немного подсоблю группе товарищей, кое-какие делишки улажу и к вам подамся, бесценная Катерина Матвеевна. Простите великодушно, маленькая заминка — разморило меня от местного морса что-то.
Докончу в следующий раз.
Группы товарищей, нужно согласиться, о моем существовании не подозревали и проходили мимо меня По другому берегу Илля за какой-то собственной надобностью. Перебирались они или парами…
А пары тут частенько видятся интернациональные, в случае если мы о местных товарищах говорим. Ощущаю, что готовы они уже к революции: второй цвет кожи не воздействует на социальную сознательность, и это не имеет возможности не радовать.
… или поодиночке. Но это уже иноземные эксперты.
Они тут с особенными инструментами ходят, останавливаются на одном и том же месте, какие-то замеры, возможно, делают.
У дам инструменты мельче,
у мужчин — побольше. Ну, китайцы, что с них забрать.
Потянуло меня по окончании арманьяка этого на откровенность что-то. Прекрасно тут так, что и представить сложно. Опасаюсь, что останусь тут окончательно.
И нежели вовсе не будущее нам свидеться, Катерина Матвеевна, то знайте, что был я и имеется до последнего вздоха преданный единственно вам одной.
И потому, что может статься, средь крыш этих прекрасных осяду навечно, с непривычки помой-му кроме того безрадостно. Быть может, от того это, что виделись мне люди сейчас всё больше душевные, возможно сообщить, щекотливые.
Тому остаюсь свидетелем, боец за счастье трудового народа всего мира, Эльзасского интернационального революционного пролетарского полка имени товарища Иоганна Гутенберга, красноармеец Сухов Фёдор Иванович.
