Телесные наказания крепостных. право помещика отдачи крепостных в смирительные дома, арестантские отделения и в каторжные работы

Прошли десятилетия, но, обычаи и нравы русского дворянства отнюдь остались прежними.

Палочный режим Николая I менее всего помогал «смягчению нравов». — «Светская дама, — отметил Ф. Лакруа уже в николаевское время, — чей пленительный разговор, красивый вкус, разнообразные знания, узкую элегантность, очевидную мягкость, мы имели возможность двадцать раз оценить, на протяжении собственной беседы с вами о литературе либо искусствах, разрешит приказание высечь до крови одного из собственных крепостных, совершившего какую-либо очень извинительную неловкость.

Говорят о отвратительных жестокостях, идеальных одной из представительниц высшего дворянства; некоторым приписывают вещи, каковые кроме того перо отказывается передать».

К сожалению, в анналах данной эры сохранилось мало документальных информации о «ожесточённых поступках» столичного дворянства. самые ценные свидетельства, каковыми являлись судебные материалы того времени, до нас практически не дошли.

А. Любавский, в собственной работе «Русские уголовные процессы», детально обрисовывает зарегистрированный в конце пятидесятых годов в Санкт-Петербурге факт ожесточённого обращения жены майора А. Свечинской со собственными крепостными. Она вырывала у собственных слуг волосы, топтала людей ногами, била их так, что палки ломались.

И лишь сейчас, из сравнительно не так давно опубликованных Центрархивом отчетов III Отделения стал документально известен последовательность случаев ожесточённого обращения с крепостными в Санкт-Петербурге.

В это же время, до сведения шефа жандармов доходили, без сомнений, только самые возмутительные факты «нарушения аристократами законов»; со своей стороны, III Отделение всеподданнейше докладывало только о случаях необыкновенного зверства, поскольку не в интересах жандармов было раскрывать пред Николаем I картину полного произвола столичного дворянства. Благодаря этого материал, которым мы располагаем для освещения подлинного положения петербургских крепостных, очень ограничен.

В 1839–1842 гг. появились дела по обвинению в ожесточённом обращении с крепостными государственного служащего управы благочиния Крузе и его жены, вдовы коллежского ассессора Винскевич, государственного служащего 9-го его жены и класса Аксенова, государственного служащего 7-го класса Григорьева. В 1843 г. найдено было столь зверское отношение его-ротмистра жены и штаб Балясникова к «дворовой девке» Ефимовой, что, по высочайшему повелению, оба они были арестованы.

Тогда же появились подобные дела об отставном полковнике Яхонтове, коллежском советнике Мартынове, надворном советнике Самойлове и др.

В 1857 г. был предан суду вице-глава департамента национальных имуществ Нефедьев, жестоко наказывавший собственных крепостных розгами и бивший их «своеручно» палками. В 1859 г. супруга инженера, штабс-капитана Баранова, подозревая «девку Андрееву в краже и вынуждая ее в том сознание, посадила ее на тёплую плиту».

«Действительно, мы не находим среди помещиков того времени личности, аналогичной известной Салтычихе, — говорит исследователь крепостного права В. Семевский. — Но кое-какие факты заставляют думать, что методы мук крепостных — цепи, оковы, колодки, древесные чурбаны, шейные рогатки, особенные арестантские помещения, были распространены в то время более прошлого.

Наровне с «конскими кандалами», «личными сетками» (для пытки голодом), наложением сургучной печати на обнажённое тело, выщипыванием бород, опаливанием лучиною волос на теле дам, существовали кроме этого и барские забавы в виде качания дряхлых старая женщина на высоких качелях, «до тех пор пока старая женщина не обомрет», а после этого и купания их в прудах и колодцах. Бывало кроме этого, что старая женщина раздевали и они, в таком виде, прислуживали господам при игре на биллиарде. держа в руках факелы «на подобие римских весталок».

Кроме телесных наказаний, обладатель пользовался в то время правом яркой отдачи собственных крепостных в смирительные дома и исправительные арестантские отделения. Аристократ имел возможность кроме того сослать собственного крепостного в каторжные работы.

Как ничтожны были предлоги, по которым помещики ссылали на каторгу собственных крепостных, свидетельствует рассказ Д. Мамина (Сибиряка).

На одном из сибирских фабрик он видел перечни бывших каторжан, среди которых значились: «Аггей Фомин и Иван Андреев», крепостные крестьяне», «за неповинование помещице», — наказаны 1500 ссылкой и шпицрутенами в каторжные работы на пять лет любой; «Ивет Евлампиев, крепостной крестьянин, 30 лет», — «за кражу сахара у собственной помещицы» наказан 40 плетьми и 6 годами каторжных работ. Крепостной крестьянин Александров, 25 лет, взял 40 плетей и пять лет каторги «за кражу из ульев меду».

Право ссылки в каторжные работы было забрано у аристократов только по окончании случая ссылки помещицей Козляниновой собственного крепостного Сергеева в каторжные работы на 20 лет.

Такое смягчение закона свидетельствовало уже о большом сдвиге в вопросе о крепостном праве. Эра феодально-крепостнической совокупности к тому времени была уже сзади.

Стремительный рост промышленно-капиталистических взаимоотношений, замечаемый на рубеже ХVIII-ХIХ вв. подорвал базы крепостничества.