В разглядываемый нами период, не обращая внимания на существование крепостного права, задерживавшего процесс развития капитализма в деревне, происходила узнаваемая разделение крестьянства.
В основном расслоение происходило среди оброчных крестьян из среды которых выходили не только капиталистические предприниматели типа Саввы Морозова и большие торговцы, но и представители сельской буржуазии — кулаки. Из-за отсутствия в дореформенный период каких- или статистических материалов, касающихся положения крестьян, единственным источником для изучения процесса расслоения крестьянства являются вотчинные архивы.
Историк Г. И. Бибиков2 на базе изучения документов вотчинного архива князей Голицыных приводит в собственной статье «Расслоение крепостного крестьянства в барщинной вотчине в конце XVIII и начале XIX в.» увлекательные эти, характеризующие имущественное неравенство среди барщинных крестьян села Голуни Новосильского уезда Тульской губернии. В 1784 г. из 196 дворов села 84 принадлежали к «крестьянам первой статьи», 76 — к «плохим» и 36 — к «крестьянам последней статьи», либо бедным.
На любой двор первым приходилось в среднем: лошадей — 8,03, коров с телятами— 4,74, ржи (в четвертях)—46,12; на долю вторых: лошадей — 5,58, коров с телятами — 3,10, ржи — 8,96; на долю третьих: лошадей — 2,93, коров с телятами — 1,53, ржи — 2,553. У отдельных крестьян «первой статьи» имелись собственные «покупные люди», т. е. крепостные, купленные на имя собственного помещика.
Процесс расслоения крестьянства возможно проследить и на базе распределения почвы, приобретавшейся крестьянами на имя собственного помещика. Так, к примеру, в имении князя Юсупова (в селе Безводном Нижегородской губернии) величина покупных участков колебалась от XU до 12 десятин, в Тверском имении П. И. Сназина-Тормасова — от 1Д до 42 десятин, в Смоленском имении И. Д. Орлова — от г до 43 десятин и, наконец, в Псковском имении князя Юсупова — от 27г До 325 десятин1.
Вместе с тем разделение крестьян в «великороссийских» губерниях протекала в целом весьма медлительно. В некоторых имениях она практически не прослеживается Согласно данным Н. А. Богородицкой, разбиравшей подворные описи 931 крестьянского двора Симбелеевской вотчины гр.
Орловых-Давыдовых за сорок лет, никаких важных трансформаций в расслоении крестьян не случилось2. Нужно подчернуть, что помещики, исходя из собственных собственных польз, всячески стремились задержать процесс расслоения деревни (обедневший крестьянин, лишенный рабочего других средств и скота производства, не имел возможности являться объектом эксплуатации помещика).
Так, в Смоленской губернии в имениях Барышниковых был обширно распространен университет «дольников» и «приемышей». Чтобы не допустить разорение отдельных групп крестьянства, к обедневшим дворам присоединяли семьи, выведенные из зажиточных дворов с долей хозяйства последних.
Бедняцкий двор, так, приобретал экономическую помощь и мог не только выживать , но и вовремя уплачивать повинности.
Со своей стороны «приемышами» являлись совсем разорившиеся крестьяне, принимавшиеся в состав зажиточного двора3, В других случаях помещики поступали в противном случае. Так, князь Голицын на базе принципа круговой поруки брал оброчные платежи крестьян «последнего состояния», т. е. бедняков, с крестьян «первого и» второго «состояния ».
Давая указание приказчику Калетеевской вотчины Владимирской губернии и уезда 10 февраля 1826 г., он писал: «Состоящую оброчную недоимку различных годов на крестьян последнего состояния и одиноких… при будущем размещении оброка разложить на всех крестьян по части, какая будет причитаться по состоянию каждого на душу»1.
Более того, стремясь обеспечить платежеспособность всех крестьян, Голицын отдает распоряжение выдавать дочерей зажиточных крестьян замуж за сыновей бедняков. В одном из его писем приказчику имеется указание местному священнику склонять «…хорошими его рекомендациями противящихся первостатейных крестьян к выдаче дочерей собственных за несостоятельных и одиноких крестьян в замужество»2.
Наряду с этим он показывал, что если крестьяне будут противиться, то он должен будет «…принять меры другие, и девок, каковые избегают замужества, прикажу послать для выдачи в другие вотчины либо перевести их для работы в Новосильскую вотчину, село Голунь на суконную фабрику»3. В случае если в так называемых великороссийских губерниях расслоение крестьянства кроме вторых обстоятельств, в известной мере задерживалось из-за наличия общинного землепользования с уравнительным распределением почвы по ревизским душам, то на Украине, в Литве и Белоруссии, напротив, форма землепользования была второй.
В этих районах не только отсутствовала община и существовала подворно- участковая форма землепользования, но и само наделение крестьян почвой производилось в зависимости от наличия рабочего скота, т. е. от степени материального благополучия крестьянства. Так, на Украине крестьяне подразделялись на пять разрядов: тягловых, полутягловых, пеших, огородников (халупников) и бобылей (кутников).
К тягловым относились крестьяне, обладавшие не меньше чем одной парой рабочего скота (со своей стороны обеспеченность почвой этого разряда была кроме этого разной, поскольку хозяйства, обладавшие несколькими парами рабочего скота, приобретали соответственно этому больший участок земли). Полутягловые хозяйства обладали одной лошадью либо волом.
Пешие, не имевшие рабочего скота, наделялись меньшим числом почвы. Огородники, либо халупники, полевых наделов не получали и обладали только усадьбой. Бобыли, либо кутники, не имели никакой собственности и являлись в полном смысле батраками, трудившимися как у помещиков, так и у тягловых крестьян.
Громаднейшими по численности из указанных разрядов были пешие, процент которых по отношению ко всему крестьянству составлял более 50.
Подобное положение существовало в Литве и Белоруссии.
Подобное неравномерное наделение почвой, казалось бы, создавало условия для более стремительной дифференциации крестьянства. Но и тут процесс расслоения протекал медлительно.
Ожесточённая эксплуатация крестьян обусловливала нищенский уровень их жизни. Крестьянское хозяйство приходило в упадок, урожаи были очень мизерны, благодаря чего нищета и массовые голодовки считались обычными явлениями.
К примеру, положение крестьян в Белоруссии в начале 50-х годов было таким тяжёлым, что Николай I на рапорте виленского губернатора Игнатьева наложил следующую резолюцию: «В комитет министров, для того, чтобы все гг. министры прочли и убедились, в каком ужасном положении сии губернии находятся, и что одними законными мерами край этот не только ни при каких обстоятельствах не встанет, но совсем пропадет…»1. Подобное утверждение Николая I с достаточной убедительностью свидетельствует о плохом положении белорусского крестьянства.
Не обращая внимания на то что юридически обеспечение крестьян продовольствием в голодные годы возлагалось на помещиков, последние в большинстве случаев уклонялись от этого или вместо муки снабжали крестьян лебедой, другими суррогатами и желудями. Один помещик Саратовской губернии, по свидетельству автора «Записок сельского священника», в неурожайный 1848 г. выдавал своим крестьянам «…по 30 фунтов лебеды и по 10 ржаной муки на человека в месяц…
Заберёшь, бывало, таковой хлеб на руку, а он разваливается на все стороны. Я давал его на пробу своим свиньям и они лишь понюхают, и ни одна не дотрагивалась.
Весною, но, открылась между этими несчастными крестьянами ужасная цинготная заболевание и народу умерло множество»2.
