Осада москвы войсками болотникова. переговоры с москвичами

Итак, в войске, возглавлявшемся И. И. Болотниковым, в ходе наступления на Москву взяли верх демократические элементы, а в войске, руководимом И. Пашковым и П. Ляпуновым,— дворянские. Это не имело возможности не сказаться самым решительным образом и на их программных требованиях, заявленных у стенку столицы, и их взаимоотношениях на протяжении осады Москвы.

Но прежде, чем приступить к рассмотрению этих серьёзных вопросов, нужно узнать, в то время, когда и в какой последовательности оба армии подошли к столице.

Вопросы о начале и времени осады Москвы восставшими принадлежат к одним из самые спорных. И. И. Смирнов датировал приход И. Пашкова под Москву 7 октября 1606 г., а Болотникова — 28 октября . Последнюю дату он взял, отсчитывая от 2 декабря, в то время, когда случилось решающее сражение, закончившееся поражением Болотникова, 35 дней — те «пять недель», каковые, в соответствии с современнику-инострапцу Георгу Паэрле, пребывавшему тогда в столице, и некоторым русским источникам, восставшие осаждали Москву . Но он не остановился на этом, а, стремясь выяснить и время прихода И. Пашкова, привлек достаточно туманное известие «Иного сказания» о том, что по окончании двух громадных сражений между повстанцами и царскими войсками, под которыми им подразумевались сражения у Пахры и под с. Троицким, «воеводы паки к Москве возвратишася, и град Москву затвориша, и прочно утвердиша, и тако быша 20 дней, на брань противу их не исходиша, войские силы ждаху.

Они же разбойницы, сие видев- ше дерзновение быша, и паки на Коломенское пришед- ше, и ту сташа, и острог в почве прочно учинивше». Потому, что у К. Буссова И. Пашков самостоятельно приходит к столице раньше Болотникова , И. И. Смирнов отсчитал от 28 октября еще «20 дней», о которых говорилось в «Другом сказании», и датировал появление И. Пашкова у стенку столицы 7 октября, практически удлинив время осады до 8 недель.

В принципе, само собой разумеется, И. И. Смирнов допускал возможность отсчета этих «20 дней» «Иного сказания» в другую сторону в глубь того «пятинедельного промежутка», что отводили для осады Москвы Паэрле и кое-какие русские источники. Что же давало ему уверенность в правильности его рассуждений? «Неоспоримым свидетельством более раннего, чем 12 октября 1606 г., прихода армий восставших под Москву,— писал он,— есть так называемая «Повесть о прекрасном видении протопопа Терентия» . Осуждая вывод С. Ф. Платонова о том, что видение могло быть в конечном итоге 12 октября 1606 г., как наивное, И. И. Смирнов заключал: «В случае если мы, но, откажемся от предпосылки действительности «прекрасного видения», о котором идет обращение в «Повести» протопопа Терентия, то мы должны будем пара удлинить во времени процесс составления «Повести», т. е. отнести ее написание ко времени до 12 октября.

Из этого следует, что осада Москвы армиями Болотникова началась еще раньше, потому что «Повесть» исходит уже из факта осады. С этим в полной мере согласуется да и то, что создатель «Иного сказания» поместил «Повесть о видении» уже по окончании изложения событий, которые связаны с приходом войска восставших к Москве» 8б.

Итак, «Повесть» Терентия — краеугольный камень в построениях И. И. Смирнова. Но на последнее его утверждение об авторе «Иного сказания» возможно возразить, что «Иное сказание» представляет собой компилятивный монумент, созданный в 20-х годах XVII в.87 и «Повесть о видении» не что иное, как позднейшая вставка, механически разрывающая начальный текст . Как отметил А. А. Зимин, в «Повести» нет ни одного конкретного указания на то, что она составлялась во время осады Москвы . Вывод И. И. Смирнова о написании «Повести» до 12 октября 1606 г. заслуживает внимания.

Но оно оборачивается против него самого. Вправду, выдвигая его, И. И. Смирнов подразумевал, что не смотря на то, что «Повесть» и составлялась до 12 октября, но не ранее (курсив мой.— В. К.) 7 октября, в то время, когда, в соответствии с ему, к Москве подошли отряды И. Пашкова.

В это же время нам удалось найти новый перечень «Повести» и достаточно ранний — 10-х годов XVII в., в котором написание ее отнесено к началу осени 1606 г.: «Повесть сиа имеется дивна и зело нужна нынешнему роду лукавому и непокори- вому и отбегшему от божия милости и уклонившемуся от заповедей его святых, впадшему в сети дияволя многоразличная. Повесть сиа лета 7115 году сентября (курсив мой.— В. К.)» .

Так, «Повесть» была, вправду, составлена ранее 12 октября 1606 г., но еще до того самый раннего срока начала осады Москвы, что выдвигал И. И. Смирнов. Не страно исходя из этого, что события времени осады в ней не взяли отражения.

Находка нового перечня «Повести» говорит о том, что она составлялась еще на протяжении похода восставших на Москву, в то время, когда для некоторых современников-москвичей начала вырисовываться опасность ее захвата. Христос в «Повести» предрекает москвичам будущее: «Аз же предам их кровоядцем и немилостивам разбойникам, да на- кажутся трусливые и приидут в чювство, и тогда пощажу их» .

Но в случае если «Повесть» была составлена в сентябре 1606 г., то несомненным есть тот факт (его пробовал оспаривать А. А. Зимин, но неудачно), что она читалась всенародно в Успенском соборе в присутствии царя, патриарха и «всего царского сигклита» 16 октября 1606 г. на протяжении общего поста, заявленного с 14 по 19 октября .

Была ли сейчас Москва в осаде? На данный вопрос направляться ответить отрицательно. Дело в том, что в Продолжении Казанского сказания сохранилось любопыт ное известие современника о реакции царя, патриарха высших кругов и «многих» москвичей по поводу пророчеств о возможности захвата Москвы восставшими, находившихся в «Повести»: «Царь же и патриарх и целый царь- ский сигклит не вняша сему ни мало, инии же мнози невегласи и посмеяшася сему» . Такое отношение к опасности со стороны правящих верхов было бы как минимум легкомысленным, если бы имело место в момент осады.

На это событие обратил внимание Р. В. Овчинников . Конечно исходя из этого высказать предположение, что общий пост был заявлен и «Повесть» всенародно читалась перед решительной военной акцией, которую задумало правительство В. Шуйского. Посылка в начале 20-х чисел октября окольничего И. Крюка-Колычева под Волоколамск и Дмитров, князя Д. Мезецкого под Можайск, князя М. Скопина на князей и Пахру Ф. Мстиславского и Д. Шуйского под Коломну должна была не допустить осаду столицы.

И в случае если походы И. Крюка-Колычева и М. Скопииа увенчались успехом, то ужасное поражение, понесенное под с. Троицким царскими армиями от И. Пашкова, свело их на нет и открыло восставшим путь к столице, быстро поменяв обстановку в их пользу.

Догадка И. И. Смирнова о двукратном походе князей Ф. Мстиславского и Д. Шуйского в первых числах Октября 1606 г. сперва на Коломну, закончившемся под с. Троицким поражением от И. Пашкова, и во второй раз на Серпухов в 20-х числах октября против Болотникова, что со своей стороны их разбил, не может быть принята, пока не будут отысканы прямые известия в русских источниках о перемещении князей как раз в Серпухов, а не в Коломну, как о том совсем определенно говорится в разрядных книгах. Пока же отсутствие в разрядах упоминаний о серпуховском походе князей Ф. Мстиславского и Д. Шуйского является аргументом против догадки И. И. Смирнова, потому что тяжело представить, дабы походпод руководством такими известный лицами, не был в них зафиксирован .

Ссылка на В. Диаментовского, записавшего в собственном ежедневнике, что за отошедшим от Москвы под Серпухов войском Болотникова «якобы отправился князь Мстиславский с князем Дмитрием Шуйским с войском» , не оказывает помощь делу. Пребывав в Ярославле и питаясь слухами (он и сам не преминул это отметить, употребив столь ясное «якобы»), В. Диаментовский в полной мере имел возможность и не знать, что князья Ф. Мстиславский и Д. Шуйский в конечном итоге были направлены в сторону не Серпухова, а Коломны против И. Пашкова, а против Болотникова действовал М. Скопин, тогда еще совсем безвестный как полководец.

В глазах приверженцев точки зрения И. И. Смирнова о начале осады Москвы И. Пашковым с 7 октября 1606 г. запись В. Диаментовского от 28 октября н. ст. (18 октября ст. на данный момент.) «имеет огромное значение для выяснения вопроса о приходе восставших под Москву» . В данной записи говорится о присылке в Ярославль царской грамоты, в которой ярославцам предлагалось остерегаться «людей загонных из этого мошеннического войска, которое в том месте стоит под Москвой» 98. «Из этого понятно,— заключают они,— что войско восставших пребывало как раз под Москвой, в близи («в том месте») к городу»99. Авторы комментария к сборнику документов «Восстание И. Болотникова» упрекают Р. В. Овчинникова в том, что он, «разбирая вопрос о времени прихода восставших под Москву, обошел молчанием эти записи.

Не останавливается намерено на этих записях и A. А. Зимин 10°. Довольно А. А. Зимина замечание это справедливо, он вправду в этом случае следует за Р. В. Овчинниковым 101. Но в отношении последнего было бы неверно утверждать, что он эти записи обошел молчанием.

Он их пробовал по-своему растолковать 102. Второй вопрос, как это ему удалось. Он их полностью отпес на счет слухов, каковые доходили к B. Диаментовскому.

Но в этих слухах наровне с ошибочными могли быть и верные известия.

Сопоставление записи от 28 октября н. ст. (18 октября ст. ст.) с записью от 5 ноября н. ст. (26 октября ст. ст.) проливает свет на то, о каком же повстанческом войске, стоящем «в том месте под Москвой», идет обращение у В. Диаментов- ского. В записи от 5 ноября п. ст. (26 октября ст. ст.) сообщено: «Пришла весть, что от Москвы (курсив мой.— В. К.) отошло (ust^pilo) войско под Серпухов и к вторым городам, а за ним якобы отправился князь Мстиславский с князем Дмитрием Шуйским с войском» 103.

Из этого следует, что В, Диамеитовскнй под повстанческим войском, стоящим «в том месте под Москвой», имел в виду не войско И. Пашкова, а войско И. И. Болотникова, которое сейчас пребывало на подступах к столице недалеко от Пахры и «загонные люди» которого действовали на дорогах, связывающих Ярославль с Москвой. Так как и И. И. его последователи и Смирнов признают, что тут у В. Днамен- товского говорится об отступлении как раз Болотникова, лишь в этом случае опн не обращают внимания на то, что Болотников, в соответствии с записи, отошёл «от Москвы».

Диаментовский же, пребывав в Ярославле, вправду имел основания вычислять войско Болотникова, подошедшее к Пахре, как стоящее «в том месте под Москвой», потому что ни одного города между этим столицей и войском уже не было и отойти оно имело возможность, в соответствии с его воззрениям, лишь «от Москвы».

Каких же «загонных людей» повстанческого войска предписывала ярославцам «остерегаться» грамота В. Шуйского? Авторы комментариев считают, что ярославцам предлагалось «не принимать агентов от армии восставших («мошеннического войска»), стоящей под Москвой» ,104.

Р. В. Овчинников вычислял вероятным видеть тут указания на действия повстанцев «в середине октября к северо западу и-западу от Москвы, в районе Иосифо-Во- локоламского монастыря, Вереи, Боровска, Можайска, Вязьмы и других городов» 105. Он не знал лишь, что отряды, отправленные Болотниковым из Калуги на запад от столицы, достигли Дмитрова, создав тем самым угрозу дорогам из Ярославля в Москву.

Это серьёзное известие, проливающее свет относительно того, каких «загонных людей» следовало «остерегаться» ярославцам, найдено нами сравнительно не так давно в одном из кратких летописцев, составленном современником восстания Болотникова, в особенности прекрасно осведомленном о событиях именно к западу от Москвы 106.

А. А. Зимин, исходя из даты 28 октября, установленной И. И. Смирновым, обратил внимание на то, что ровно через 20 дней правительственные армии активизировали боевые действия, совершая вылазки впредь до Коломенского 107. Запись от 19 ноября 1606 г. в расходной книге Разрядного приказа информирует о выдаче денег на прокорм «языком (военнопленным.— В. К.), каковые забраны под Коломенским на деле» 108.

И он внес предложение отсчитывать «20 дней» «Иного сказания» в глубь того пятинедельного промежутка осады, о которых говорится у Паэрле и в некоторых русских источниках.

Точка зрения А. А. Зимина представляется более предпочтительной. Вправду, тяжело растолковать трехнедельное если сравнивать с И. Пашковым запаздывание Болотникова, в то время, когда дорога на Москву, по окончании сражения под с. Троицким, которое случилось, по-видимому, 25 октября 109, была открыта, а от Серпухова до столицы было пара дней пути.

Но и ее нельзя принять безоговорочно. Дело в том, что, согласно точки зрения А. А. Зимина, 28 октября под Москву Болотников пришел совместно с И. Пашковым, что якобы присоединился к нему ранее под Коломной.

А в это же время, как мы имели возможность убедиться, оба армии двигались до конца разными маршрутами. Следовательно, 28 октября к Москве подошел И. Пашков. Время прихода к столице Болотникова указал К. Буссов: Болотников прибыл на помощь И. Пашкову «практически сразу после Мартинова дня» п0, т. е. в начале ноября. (Мартынов сутки приходится на 1 ноября.) И тот и второй исследователь в собственных расчетах прошли мимо данной даты.

В соответствии с К. Буссову, конфликт между Болотниковым и И. Пашковым появился на земле личного соперничества по вопросу о том, кто станет главнокомом и займет лучшее место для собственного лагеря. Победил Болотников, аргументируя собственный право на первенство тем, что Пашков был «назначен воеводой всего лишь князем Шаховским, а он, Болотников, взял звание главного командующего в Польше от самого мнимого царя».

В следствии «Пашков был должен покинуть занятое место и уступить его Болотникову и его ратным людям». Пашков воспринял это, как «позор и бесчестье», вступил в тайные переговоры с Шуйским и начал готовить измену.

Объяснения К. Буссовым конфликта между Болотниковым и И. Пашковым всецело нас удовлетворить не смогут. В конечном итоге базой его явилась социальная рознь. Наступая на Москву с двух сторон, Пашков и Болотников любой в собственной полосе осуществляли руководство независимо друг от друга, а по окончании блестящей победы под с. Троицким, более раннего выхода к столице и занятия главных позиций вблизи нее создалась видимость преобладания Пашкова.

Не ждя Ёо- лотникова, он выдвинул условия капитуляции. Как информирует К. Буссов, «от имени собственного правителя Димитрия он "настойчиво попросил" сдачи города, и выдачи трех братьев Шуйских, как изменников царю и зачинщиков имевшего место страшного убийства и мятежа»1И.

После этого, по мысли Пашкова и других дворянских начальников, должно было последовать создание правительства, готового функционировать в продворянском направлении с учетом заинтересованностей южных и рязанских помещиков. Дворянская программа, так, исчерпывалась политической стороной дела.

Она не шла потом смены в правящих верхах.

С приходом войска Болотникова поднялась задача объединения этих двух армий под единым руководством. Аристократы выдвинули на должность главнокому И. Пашкова, собственного вождя. «Дворянские попутчики», консолидировавшиеся на пути к Москве и подчинившие себе крестьян, холопов и казаков, пребывавших в их войске, не прочь были навязать собственный господство и тем крестьянам, казакам и холопам, каковые позднее подошли к столице во главе с Болотниковым.

Но их устремления были пресечены Болотниковым в зародыше. И важное значение в установлении его главенства имела не ссылка на авторитет «царя Дмитрия», как думал К. Буссов, а настоящее соотношение сил, сложившееся к тому времени в повстанческом лагере в пользу восставших крестьян п холопов, непреклонность и твёрдость их вождя.

Из цифр, приведенных у К. Буссова и в других источниках, возможно заключить о большом численном превосходстве войска Болотникову над войском Пашкова примерпо в 1,5—2 раза . И. И. Смирнов склонен был кроме того принимать «неспециализированные размеры войска Болотникова больше, чем в два раза, если сравнивать с отрядом И. Пашкова».

К этому необходимо добавить, что в сложном по составу войске самого Пашкова демократические элементы при соприкосновении с сермяжной ратью Болотникова опять подняли голову. Те результаты, каковые принесла победа под Москвой приверженцев Болотникова из холопов и крестьян над дворянскими участниками восстания, взяли отражение в письме Андрея Стадницкого, пленного поляка, находившегося в Москве, к собственному брату Мартину Стадницкому от 12 декабря н. ст. (2 декабря ст.ст.).

Это письмо, тайно пересланное в переплете сонетов Петрарки из столицы на Белоозеро и дошедшее до нас в составе ежедневника Станислава Немоевского, пребывавшего в ссылке вместе с М. Стадницким, есть одним из основных источников по последнему этапу осады Москвы начиная с 26(16) ноября по 7 декабря (27 ноября). Тут в записи от 27(17) ноября сообщено, что 50 стрельцов, перебежавших из лагеря восставших в столицу, поведали, что у осаждающих Москву «добрая половина войска принуждена от более сильной партии (курсив мой.— В. К.), и она охотна к заявлению покорности великому князю».

К этому рассказу стрельцов-изменников нужно доходить критически. Само собой разумеется, их слова о том, что «добрая половина войска» восставших ведет борьбу «по принуждению» и готова перейти на сторону царя,— явное преувеличение.

Обращение в конечном итоге имела возможность идти только о дворянской части, группировавшейся около Пашкова и составлявшей в численном отношении меньшинство в повстанческом лагере. Но преобладание приверженцев Болотникова из холопов и крестьян как «более сильной партии» над дворянскими участниками восстания выражено совсем определенно. «Принуждение» было налицо.

И задача пребывает в том, дабы выяснить степень подчинения аристократов Болотникову. Факты говорят о том, что дело свелось к подчинению распоряжениям Болотникова при ведении боевых действий, но наряду с этим аристократы сохранили в лагере восставших собственную организационную обособленность. Из того же письма А. Стадницкого определим, что рязанские помещики, входившие в войско Пашкова и первые перешедшие на сторону В. Шуйского, по русским источникам 15 ноября (у А. Стадницкого -г 16 ноября) двигались на штурм столицы «отдельным полком (курсив мой.— В. if.)» .

Стрельцы, сделавшие столь полезное для В. Шуйского сообщение о наличии острых разногласий в повстанческом лагере (в них нужно видеть столичных стрельцов, приставших к Пашкову в Коломне П6), кроме этого воображали особенную -маленькую группу. Дело в том, что Болотников, взяв верх над Пашковым, не расформировал и не инкорпорировал его отряды, а только оттеснил с главных позиций под столицей у Котлов и Коломенского, вынудив перейти на второе место.

Так, под столицей наровне с лагерем Болотникова существовал и лагерь Пашкова, подчинявшийся Болотникову до поры до времени «по принуждению» в армейском отношении, но сохранявший собственную организацион ную обособленность, живший в значительной степени собственной особенной судьбой, разрешавшей И. Пашкову втайне готовить измену. У аристократов не хватпло сил, дабы объединить повстанческий лагерь по своим руководством, но они были достаточно сильны, дабы помешать это сделать совсем Болотникову.

Где же размешались эти станы? К. Буссов, допуская неточности в хронологии, информирует, что И. Пашков первоначально разбил собственный лагерь в Коломенском, но после этого перенес его ближе к Москве и «стал лагерем в Котлах» . И. И. Смирнов пробовал забрать под сомнение это известие К. Буссова, переводя «Columniska» оригинала как «Коломна» . На неточность его перевода указал А. И. Ко- панев в комментариях к «Хронике» К. Буссова.

Излагая события восстания, И. И. Смирнов без оснований потом утверждал, что К. Буссов, говоря о Котлах как месте, где был лагерь И. Пашкова к моменту прибытия к столице Болотникова, «разумеется… спутал с Котлами Коломенское» . В это же время К. Буссов, как узнал А. И. Копанев, достаточно совершенно верно передает маневры И. Пашкова вблизи столицы. Придя в Коломенское, расположенное в 13 км от Москвы, он передвинулся после этого «еще ближе к Москве» в Котлы, находящиеся «приблизительно на половине пути между Коломенскпм и Москвой» . Ко мне же «на Котлы», в соответствии с К. Буссову, подошел и Болотников.

Следовательно, как раз тут «на Котлах» и разгорелась борьба между Пашковым и Болотниковым за Котлы и первенство должен был покинуть Пашков, вынужденный перенести собственный лагерь. Заняв Котлы и первоначально в том месте обосновавшись, Болотников удерживал за собою и Коломенское и Заборье, справедливо расценивая их как главные позиции на подступах к столице.

О Коломенском и Заборье как месте размещения Болотникова и казаков, пара обособленно входивших в его войско, прямо информирует множество источников как русских, так и зарубежных . О том же, куда перенес собственный лагерь из Котлов И. Пашков, возможно делать выводы на основании только косвенных свидетельств. В данной связи завлекает внимание одна из записей разрядных книг о боевых действиях под Москвой, самый детально передающая состав правительственных армий незадолго до решающего сражения 2 декабря.

Тут кроме этого читаем: «И тое же осени собрався преступники Ивашка Болотников, Истома Пашков, Юшка Беззубцов, а с ними многие украинные люди пришли под Москву; а находились в Коломенской да на Угреше» . Потому, что совершенно верно как мы знаем, что Болотников занимал к моменту сражения 2 декабря Коломенское и Заборье, а казачий отряд Ю. Беззубцева входил в состав его армий, то расположение лагеря Пашкова по окончании оставления им Котлов возможно локализовать «на Угреше», в районе Николо-Угрешского монастыря.

Разумеется, в этих перемещениях лагерей восставших под столицей и нужно искать объяснение таинственным словам «Иного сказания» о том, что они «паки на Коломенское пришедше», породившие жаркие споры среди исследователей. Для И. И. Смирнова, как продемонстрировано выше, известия К. Буссова о переходах И. Болотникова и Пашкова под Москвой являлись несложным недоразумением.

А. А. Зимин, не смотря на то, что и не соглашался с И. И. Смирновым в отсчете трехнедельного срока, указанного в «Другом сказании», вместе с тем прошел мимо факта переносов основной ставки восставших под столицей. «В случае если кроме того дать согласие с трактовкой И. И. Смирнова слова «паки» как «вторично»,— писал он, — то все равно выходит, что в «Другом сказании» говорится не о двукратном приходе разных групп восставших, а о возвращении под Москву тех же самых отрядов, каковые пребывали у села Коломенского, а позже отошли оттуда» . Растолковать же, какие конкретно отряды восставших «отошли» от Коломенского и куда и в какой связи снова в том месте были, он не смог. На это не преминул ему указать И. И. Смирнов в ответной статье: «Что же имеет в виду А. А. Зимин, в то время, когда пишет «о возвращении под Москву тех же самых отрядов, каковые пребывали у села Коломенского, а позже отошли оттуда?» Получается так, словно бы в какой-то момент восставшие, осаждавшие Москву, ушли из собственного лагеря в Коломенском (куда?), а позже снова возвратились под Москву» . Сейчас в свете изложенного выше эти вопросы приобретают ответ.

Первоначально в последних числах Октября лагерь в Коломенском разбил Пашков, после этого он перенес его «ближе к Москве» в район Котлов, куда пришел Болотников и откуда он его вытеснил, нужно думать, в район Николо-Угрешского монастыря. Таинственные слова «Иного сказания» о восставших, каковые «паки на Коломенское пришедше», означают, на отечественный взор, то, что к моменту активизации боевых действий под Москвой в середине ноября по окончании трехнедельного относительного затишья Болотников снова оттянул собственный лагерь из Котлов в Коломенское.

И это с военной точки зрения, как продемонстрировали последующие события, было очень разумно.

Чем же были заполнены 20 дней относительного военного затишья под Москвой? Опи означают определенный период осады столицы, в то время, когда осаждающие собирались добиться сдачп города без боя.

Они были заполнены переговорами.

Переговоры Болотникова с столичными обитателями, красочно обрисованные К. Буссовым, в далеком прошлом привлекли интерес исследователей. И. И Смирнов рассказ К. Буссова о посылке москвичами делегации к Болотникову именует «увлекательнейшим».

Наряду с этим он считает, что в случае если заявления москвичей и ответы Болотникова, и содержание его письма в Путивль направляться вероятнее отнести на счет литературной манеры К. Буссова, то оценки положения посылки и сам факт делегации в Москве не вызывает сомнений . Для подтверждения наличия аналогичных настроений в Москве И. И. Смирнов приводил сообщение от 22 августа ст. ст. В. Диаментовского об Иване Томолчане, поплатившемся ссылкой в Сибирь за собственный совет «отправить и разузнать, вправду ли Димитрий спасся и жив».

Казнь Болотниковым Афанасия Пальчи- кова — новое броское свидетельство той острой борьбы, которая развернулась по вопросу о «царе Дмитрии» уже на пути восставших к столице. Одновременно с этим характерно, что войско Болотникова, двигаясь к Москве, не брало ни одного города штурмом.

Пример Калуги, которую Болотников занял без боя, «сослався» с ее обитателями, т. е. вступив с ними в переговоры, а после этого наградив некоторых из них за верную работу, показывает, как достигал он перехода на собственную сторону посадского населения этих городов. С приближением к столице усиливался интерес разных слоев столичного населения к войску Болотникова.

В описи Посольского приказа сохранилось полезное известие о попытке князя митрополита и крутицкого Пафнутия Ф. Т. Долгорукого установить контакты с восставшими по окончании их победы на Лопасне. «Роспрос 115-(1606) го году торгового человека Степанки Шитникова да садовника Богдашка Поневина, что отправляли их с Похры крутицкой митрополит Пафнотей да боярин князь Федор Тимофеевич Долгорукой с товарыщи к вором (в войско Болотникова.— В. К.) на Лопасну. Тот роспрос продран. Да тут де роспрос и крутицкого митрополита Пофнутия и боярина князя Федора» .

Факт посылки митрополитом Пафиутием и князем Ф. Т. Долгоруким к восставшим прп их приближении к столице посадских людей говорит о том, что среди господствующего класса не было единства й царил^ растерянность . Но в случае если кое-какие представители феодальных верхов пробовали установить связи с Болотниковым на подходах к столице, применяя посадских людей, то тем более естественным это было сделать под Москвой самим столичным посадским людям. Исходя из этого известие К. Буссова о присылке делегации к Болотникову от столичного посада, столичного мира (die Burgerschaft in der Stadt Moskau) «проведывать» о «царе Дмитрии» представляется в полной мере точным.

Чего же получали москвичи? По Буссову, они просили следующего: «В случае если тот Димитрий, что прежде был в Москве, жив и находится у него в лагере либо где- или в другом месте, то пускай Болотников продемонстрирует его либо призовет к себе, дабы они встретились с ним собственными глазами. В случае если это случится, они перед Димитрием смирятся, будут умолять о милости и прощении и едадутся ему без сопротивления» .

В приведенном отрывке нам хотелось бы указать на две версии относительно «царя Димитрия», высказанные недоверчивыми москвичами, разумеется, отражавшие те, каковые бытовали в среде самих восставших: первая — жив и находится в лагере Болотникова и вторая —жив и находится «где-либо в другом месте».

Какова же была позиция самого вождя? Болотников, в соответствии с Буссову, ответил, что «Димитрий вправду живет в Польше и не так долго осталось ждать будет тут». После этого он отправляет вестника с письмом к князю Г. Шаховскому в Пу- тивль прося написать в Польшу и позвать находящегося в том месте «царя Дмитрия» в его стан под Москвой.

Следовательно, Болотников не разделял первой точки зрения, и она пропагандировалась независимо от него. Кем же?

Дабы ответи/гь па данный вопрос, направляться обратиться к «поволжским отпискам». Уже при их публикации было указано на то, что «они отражают п