Крестьянский вопрос в первом ополчении. обещания о воле для беглых

Громадную остроту крестьянский вопрос принял в Первом ополчении. Сначала деятели Первого ополчения в апреле 1611 г., стоя под Москвой, приглашали к себе холопов и беглых крестьян, давая слово им свободу: «А каковые крепостные и боярские люди древние, и те б шли без всякого сумнения и боязни: всем им воля будет и жалованье будет, как и иным казакам» . Это обращение отыскало широкий отклик среди подневольного люда. Как явствует из позднейшего указа царя Михаила Федоровича 1620 г., пришедшие в ополчение холопы, посадский и крестьяне вправду становились казаками .

Начальники Первого ополчения, обращаясь к холопам и беглым крестьянам, суля им волю, желали отвести социальное брожение, страшное для южных помещиков, покидавших родные места, в русло национально-освободительной борьбы. Но и в составе ополчения холопы и крестьяне, борясь за общенациональное дело, не забыли о собственных классовых заинтересованностях. Классовая неоднородность Первого ополчения, наличие в нем аристократов и казаков, среди которых было большое количество холопов и беглых крестьян, порождали в нем глубокие несоответствия .

Стремясь забрать инициативу в собственные руки, аристократы по совету с казачьей вершиной составили коллективное челобитье, в котором изложили собственные требования. В первую очередь челобитчики потребовали упорядочить поземельные отношения, ликвидировать чересчур громадные земельные владения, организовать раздачу земель «бедным разоренным, беспоместным и малопоместным». Интересовала их и будущее холопов, определенных в казаки .

Это коллективное челобитье и послужило базой для решения суда 30 июня 1611 г., имевшего светло выраженную крепостническую направленность. Верховная власть в ополчении и во всей стране должна была принадлежать «Совету всего мира» из казачьей верхушки и представителей дворян. Организовывалась центральная администрация — Разряд, Поместный приказ, Громадный приход и т. д.

Для борьбы с «разбоями», под которыми понимались кроме этого и антифеодальные выступления холопов и крестьян, создавались Разбойный и Земский распоряжения. Намерено оговаривалось, что Поместный приказ обязан управлять «аристократ из громадных аристократов».

В духе дворянского челобития решался вопрос об упорядочивании поземельных взаимоотношений. За пример брались классические столичные зарплаты, установленные при «прироженных столичных правителях», последним из которых был царь Василий Шуйский.

Решение суда 30 июня 1611 г. стремился поделить казачество и противопоставить одних казаков вторым. Из неспециализированной казачьей массы выделялась несколько «ветхих казаков» — тех, кто был зачислен на царёву работу с покон веков.

Им предоставлялась возможность или верстаться поместьями, или претендовать на получение жалованья. Они должны были подняться на феодальный путь, приблизиться к дворянству, а частично и войти в его последовательности.

Другое казачье большая часть из холопов и беглых крестьян попадало в разряд «молодых». С ними предполагалось не церемониться. Их кроме того не называли в решении суда «казаками».

Они шли уже под неспециализированным наименованием — «холопи боярские либо какие конкретно люди ни буди». И конечная будущее их представлялась составителям решения суда как возврат в их прошлое крепостное состояние.

Все прошлые обещания о воле для беглых были забыты.

При ответе крестьянского вопроса, как и поземельного, составители решения суда исходили из практики и законодательства В. Шуйского. Примером им служило Уложение 9 марта 1607 г., провозгласившее реставрацию крепостнических взаимоотношений.

Решение суда подтверждал запрещение крестьянского выхода как общегосударственную норму. возвращению и Сыску назад подлежали не только беглые, но и вывезенные помещиками приятель у приятеля холопы и крестьяне: «А дети и которые дворяне боярские в нынешнее смутное время и в разоренье вывозили у собственной же братьи у аристократов и у детей боярских людей и крестьян, и каковые у них выбежав, живут по городам по посадам, и про то по их челобитью сыскивать, а по сыску людей и крестьян отдавать назад ветхим помещикам» . Новостью явилось особое указание на возвращение беглых холопов и крестьян, живущих «по посадам и городам», куда в обстановке Крестьянской Смуты и войны направился главной поток беглецов, стремившихся избыть крепостное ярмо. Предполагалось вернуть крепостническую документацию, погибшую на протяжении столичного пожара 1611 г. Тем господам, у которых «вотчинныя жалованныя грамоты и людския и всякия крепости. погорели, и тем давать новыя вотчинныя жалованныя всякие крепости и грамоты» .

Действительно, о пятнадцатилетнем сроке сыска Уложения 9 марта 1607 г. в решении суда не упоминалось, а говорилось пара туманно о возврате ветхим господам тех холопов и крестьян, каковые были вывезены либо бежали «в нынешнее смутное’время и в разоренье». Поворот на крепостнический путь был весьма резким.

Но, принимая решение суда 30 июня 1611 г., П. Ляпунов и его дворянское окружение не учитывали настоящего соотношения сил в ополчении. Казаки, обиженные крепостнической и антиказацкой направленностью решения суда, убили П. Ляпунова, в котором видели главного его поборника.

По окончании смерти П. Ляпунова ополчение распалось. С уходом земских ополченцев и большинства дворян руководящая роль под Москвой перешла к «казачьим таборам».

Казаки храбро бились с поляками, держали их в осаде. Но в собственной внутриполитической деятельности не нашли ничего лучшего, как воспроизвести с некоторыми метаморфозами те же методы управления и феодальные порядки, против которых стихийно выступали, передав власть «воеводам и боярам» — князю Д. Т. Трубецкому и И. М. Заруцкому.

В «таборах» действовали классические распоряжения, раздавались вотчины и поместья . Все же проведение в судьбу крепостнических распоряжений решения суда 30 июня 1611 г. практически было сорвано. Казаков из «таборов» не выдавали.

Массовый сыск беглых и вывезенных крестьян организован не был. В грамоте от 7 марта 1612 г. бояр и воевод князя Д. Т. Трубецкого и И. М. Заруцкого об отделе поместья в Арзамасском уезде вдове Михаила Москотиньева отмечалось, что «ис того сельца из Даниловского отказных крестьян з дворы вывозил очень сильно Григорей Кошкаров в межеусобьство к себе в поместье при тушинском (воре.— В. Я\)», но ни о каких мерах по их возвращению назад не говорилось . Распоряжения подмосковной власти о раздаче дворцовых и тёмных земель в поместья в Арзамасском и Курмышском уездах не выполнялись .

О трудностях, с которыми сталкивались начальники подмосковных таборов и Первого «ополчения» в деревне, повествует дело, которое связано с крестьянами с. Девичий Рукав.

Напряженные отношения у крестьян этого села были не только с Пурдышским монастырем, о чем сообщено выше, но и со своим обладателем, из повиновения которому они вышли. Об этом возможно заключить из отписок людей князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого Богдашки Чюбаро- ва и Андрюшки на данный момент Ивану Матвеевичу:

«А от правителя отечественного’ князя Дмитрия Тимофеевича к нам, холопем, изустной приказ имеется, а велена нам, холопем, твоим крестьяном села Девичья Рукова сказать, чтобы мужики тобя, правителя во всем слушали. Да и твой царёв приказ к нам имеется, а приказал ты своим крестьяном сказать и мы, правитель, по твоему приказу Девичья Рукава к твоим крестьяном, лутчим людем, отправляли, а приказали сказать, чтобы тобя, правителя, оне слушали по-ветхому. И крестьяне, правитель, твои сообщили: для деи мы правителя своево Ивана Матвеевича слушать, да блюдемся деи от Ывана Матвеевича опалы»

Опасаясь наказания («опалы») за непослушание, крестьяне с. Девичий Рукав, разумеется, предпринимали попытки покинуть собственного господина и перейти в вотчину князя Д. Т. Трубецкого в Красную слободу. Такие слухи доходили до Ивана Матвеевича и так тревожили его, что он отправил соответствующий запрос к Б. Чюбарову и А. Толчину.

Те, но, сочли нужным их опровергнуть, объявив, что крестьяне с. Девичий Рукав в Красную слободу не приходили: «Нынешнего, правитель, 121-го декабря в 15 сутки писал ты, правитель, к нам с Ываном Те- регуловым с новокрещеном, что слух [до] тебя, правителя, дошел, что словно бы твои крестьяне села Девичья Рукова к нам приходили закладыватца в вотчину правителя отечественного за князя Дмитрия Тимофеевича к Красной слободе. И нехто тобе, правителю, на нас то обалгал напрасна, в мести дескать [в]я, правитель, Иван Матвеевич, что нам без правителя своево князя Дмитрия Тимофеевича указу твоих крестьян Девичья Рукава принимать. И в один раз бы, правителю, пожаловать, той смуте не верить, а девиченские, правитель, крестьяне у нас не бывали» .

Вместе с тем представители краснослободской администрации князя Д. Т. Трубецкого отказывались выдать «ветхих закладчиков», приписанных прежде к Красной слободе, на которых поступило челобитье от темниковских мурз Сиюна Челейникова и Пляша Кутыева. Наряду с этим они ссылались на «береженную выпись», выданную им Федором Челюсткиным и Алексеем Чюбаровым, создававшими расследование о тех крестьянах: «И как, правитель, были в слободе Федор Иванович Челюсткин до Олексей Чюбаров, и у тех крестьян их наказная память за их печатью, что тем мурзам до тех крестьян дела нет и к ним не въезжать и насильства им не чинить» .

В второй собственной отписке Б. Чюбаров и А. Толчин настаивали на своем нежелании выдать спорных крестьян, аргументируя собственные действия тем, что «те крестьяне приписаны к Красной слободе до отечественного приезду, и мы, правитель, тем крестьяном до правителя собственного князя Дмитрия Тимофеевича указу отказать не смеем» .

Комплекс материалов о крестьянах с. Девичий Рукав воображает необыкновенный интерес. Документы говорят о том, что не только правительству Василия Шуйского, но и начальникам Первого ополчения, утвердившим крепостнический решение суда от 30 июня 1611 г., не удалось привести их в полное подчинение.

Девиченские крестьяне своевольничали , в их среде зрели мысли об уходе от собственного господина. Время переписки — декабрь 1611 г. — свидетельствует как словно бы о том, что у крестьян еще жила память о Юрьеве дне, с наступлением этого срока воспоминания об потерянных правах оживлялись.

Делается понятным, из-за чего и Василий Шуйский, и деятели Первого ополчения вынуждены были в собственных законодательных актах намерено оговаривать повсеместность и безусловность запрещения выхода.