Под ногами у меня мягко пружинила древесная стружка, щедро раскиданная по полу ресторана, в руке мирно колыхался бокал с пивом, а во рту звучно хрустели самые страшные мидии на свете. Эти мидии были так ужасны, что мне хотелось определить их родословную, приехать на место рождения и публично пристыдить всех родственников этих мидий.
А после этого ту же самую процедуру, но держа в руках половник с шипами, для пущей убедительности, выполнить с поваром. Но я только мирно радовался, оглядывался по сторонам, криво подмигивал девушке за соседним столиком (через чур криво, если судить по тому, что она тут же пересела), и пробовал побороть ужасные мидии.
Это был вызов. Это было опробование. Это был мой первый сутки в Нью-Йорке.
К мидиям я пристрастился в Бельгии. В Бельгии они везде, на каждом углу. Их додают в шоколад (сейчас догадываетесь, из-за чего он таковой сладкий?), в фундамент домов (сейчас осознаёте, из-за чего они стоят много лет?), и в супы, салаты, запеканки, йогурты, картошку фри, и компот (сейчас вы понимаете, из-за чего Бельгия — не самое популярное у туристов направление).
Но я к мидиям расположился весьма скоро, сам не знаю, из-за чего. Быть может, в мидии, со своей стороны, додают кокаин. Мама, если ты это просматриваешь, я пошутил. Если бы куда-то добавили кокаин, я бы это сходу учуял. У меня особенный нюх на кокаин.
Мама, это также шутка.
// onreal.livejournal.com
По окончании неудачного опыта с мидиями я отыскал собственную медицинскую страховку, положил ее в портфель, и отправился навстречу американской мечте. Мечта заставляла себя ожидать. Поезда метро не было уже двадцать мин.. Потенциальные пассажиры делали вид, что не нервничают.
Я делал вид, что не ел незадолго до мидии. Не смотря на то, что, мне думается, мое зеленоватого вида лицо меня выдавало.
В поезде, что вез меня из Бруклина на Манхеттен, было мало прохладно. Если бы я желал прекрасно сохраниться для потомков, я бы не выходил из этого поезда ни при каких обстоятельствах.
Подозреваю, что в этом поезде возможно было бы перевозить мороженое. Либо охлажденную рыбу. А вдруг проехать еще три остановки, то и замороженную. Не помню, стучали ли зубы в то время, когда я выходил из вагона.
не забываю, что на выходе меня встретила чернокожий и тридцатиградусная жара юноша, раздававший рекламные листовки. Он задал вопрос, откуда я. Я ответил, что из Сибири и стёр иней с верхней губы.
Из Сибири, вскрикнул он, у меня в том месте живет приятель, и стёр пот со лба.
Проход к набережной был оцеплен. Его лениво защищали двое сомнамбул в полицейской форме.
Какая-то велосипедистка постаралась было нарушить сон полицейских, но они тут же встрепенулись ястребами, мило улыбнулись ей и символами продемонстрировали, что проезд запрещен. За оградой толпились интересные.
Obama is coming, — сообщила одна пухленькая любопытная второй пухленькой любопытной. Я тут же принял вид пухленького любопытного и дотянулся длиннофокусный объектив.
На балконе вокзала, с которого отправляется паром на Статен-Айленд, прохладно и хороший вид. Совершенное место для снайпера фотографа-любителя.
Я вычислял милицейских, а снайперы вычисляли пуговицы на моей рубахе. Красные точки бродили по моей груди, пока я фокусировался посредством таких же красных точек в объективе. По крайней мере, так мне рисовало мое воображение.
На деле, я снимал, скрываясь за большой тёмной женщиной. Тёмная женщина была таким большой, что, я был в этом уверен, выдержала бы прямое попадание ракеты томагавк. Но охрана президента США вела себя расслабленно.
Вот кроме того и дорогу перекрыли лишь в одну сторону. Не без шуток как-то для президента сверхдержавы.
Буду честным (время от времени мне это удается, хоть и еле увидеть) — лично аммериканского президента не получилось. Но, и ему не выпало счастья встретится со мной.
В этом смысле у нас равный счет 1:1.
Между островами Манхеттен и Статен-Айленд курсирует бесплатный паром. По идее, он обязан безвозмездно возить американцев из дома до работы и обратно. По факту паром возит туристов, каковые дружат с интернетом.
Туристы, каковые не удосужились хоть мало почитать про Нью-окрестности и Йорк, за деньги потеют в долгой очереди к статуе и проклинают давящие на самооценку и завтрак резинки на трусах.
Нью-Джерси — вот он, на расстоянии полета бейсбольного мяча. Это я тренируюсь в метафорах перед подачей документов на американское гражданство. Нью-Джерси — это что-то наподобие Красногорска рядом с Москвой. Лишь вместо МКАД тут Гудзон.
Небоскреб слева — штаб-квартира инвестиционного банка Goldman Sachs. Когда-нибудь я выстрою себе такую же. В то время, когда брошу пить, курить, звонить на маленькие номера, поступлю в Гарвард, изобрету лекарство от рака, напишу девятую симфонию, нарисую тёмный квадрат и расплачусь по ипотечному кредиту.
До тех пор пока я просто не знаю, с чего начать в этом перечне.
С парома раскрывается красивый вид не только на статую Свободы, но и на частокол манхеттенских небоскребов. Приблизительно так я смотрелся в школе, в то время, когда позвал привычных старшеклассников из школы самбо поболтать с Колей Бахрушиным, не разрешившим мне списать на алгебре.
Было нужно подняться на табуретку, дабы из-за их спин видеть и слышать эту дискуссию. К сожалению, у Коли также были приятели, и это стоило мне двух зубов.
Приблизительно через час паром вернул меня на землю обетованную. Рекламный проспект недвусмысленно намекал на мои опытные возможности, , если я выкину паспорт в залив.
Рядом жалобно завыла сирена пожарной автомобили. Пожарные автомобили в Нью-Йорке кричат так пронзительно, что к ним тут же хочется подойти, погладить их и пожалеть.
Я еле удержал себя от этого порыва. Опасаюсь, бравые юноши в форме меня бы не осознали.
Я шел пешком уже 30 мин.. На google-картах он казался таким маленьким, данный Манхеттен.
Подозреваю, в Гугл это сделали намерено, дабы в Манхеттен было сложнее целиться межконтинентальными боеголовками.
Невыносимая жара и парящий асфальт делали собственный тёмное дело (желал эту фразу поставить в финиш абзаца, но в том месте она смотрелась как расистская шутка). Я не сдавался и настойчиво шел вперед по Бродвею.
Бродвей почему-то все не кончался. Кое-какие прохожие, "Наверное," были не такими целеустремленными, как я, исходя из этого присаживались отдохнуть.
По пути попадались прекрасные виды…
…и коллеги. Возможно, снимали, как сносят нью-йоркские самострои.
На Таймс-сквер было шумно и большое количество туристов. Какие-то люди изображали различных героев и статуи Свободы комиксов и мультипликационных фильмов, но игрались очень неубедительно. Особенно роли не удавались статуям, они почему-то все время двигались.
Разве статуи не должны находиться без движений? Без движений застыл на площади лишь Джордж Коэн. Русскоязычные туристы в толпе сдавали себя фразой кто данный чувак?
Я также сказал эти слова, и полез в интернет в телефоне. Интернет мне ответил, что это британский футболист. А говорили, что в Соединенных Штатах soccer не в почете.
Над головой нависали Chrysler, Empire State Building и кредит за эту поездку. Я практически почувствовал себя американцем. Не хватало лишь одного — океана.
До пляжа Кони-Айленд я добрался уже привычным методом — на метро. Логика нью-йоркской подземки неспешно проникала в мое сознание. Теплая одежда.
И никаких наушников. Возможно прослушать сообщение машиниста о том, что следующие три станции ему не нравятся по религиозным соображениям, исходя из этого останавливаться на них он не будет.
Променаду по древесной набережной многие предпочитали неравномерный загар на теле. Спасатели высматривали в бинокли, кому из девушек безотлагательно требуется помощь.
Ну в том месте, коктейль принести либо полотенце подержать.
По соседству с пляжем расположился Луна-палатки и парк с шаурмой гамбургерами и хот-догами. Мне же хотелось окрошки и пельменей (природа побеждала ), исходя из этого я направился по древесной набережной в сторону Брайтон-бич.
Мимо проносились закручивающиеся американскими горками вагонетки и матершинные преувеличения на семи тысячах языках мира. Но я ориентировался лишь на один из них.
Чернокожий юноша, шедший на встречу, пристально разглядывал мой фотоаппарат. Я уже поразмыслил, что на данный момент он попросит осмотреть камеру. Ну, по крайней мере с этого начинается разговор на окраине любого русского города.
Но он только задал вопрос, фотограф ли я, и, взяв положительный ответ, попросил его снять.
Отчизна обрушилась на меня неожиданно и всей собственной безграничной мощью. Она ударила в глаза в далеком прошлом забытыми заглавиями, наподобие Рембыттехника и объявлениями с заголовками Русские дела.
И вдобавок трусами цвета хаки и ковром в витрине магазина.
Я снимал продавщицу пирожков, в то время, когда над ухом прогремел неотёсанный мужской голос на чистом русском языке: Туристы? А что в Москве пирожки на улице уже не реализовывают? Никакой дурной сентиментальности в виде ложного интереса и приветствий, откуда приехал данный худенький мальчик.
На душе стало сходу как-то тепло и по-домашнему.
Через два часа я уже лежал в Центральном парке с хот-догом в руке и писал маркером на картонке I am hungry. Корни-корнями, но старт-ап, задуманный еще в Москве, ожидать не должен. В каком-то из этих небоскребов приобрел квартиру собственной дочери русский миллиардер Дмитрий Рыболовлев.
Значит, и у меня окажется. Основное, верить в собственный дело.
