Все возраставший спрос на наемную прислугу привёл к необходимости открытия в Санкт-Петербурге особых контор, поставлявших слуг. В 1802 г. в «СПБ. Ведомостях» показалось объявление «мадамы Эдоль», жившей на Невском пр., недалеко от трактира «Париж», с предложением «кормилиц, клюшниц, горничных-девушек, лакеев и камердинеров».
Скоро у «мадамы Эдоль» показалась конкурентка, со своей стороны объявлявшая, что «имеющие надобность в служителях, смогут оных нанимать у воображающей в услужение таковых людей, живущей в Мелок. Морской ул., в доме № 98».
Наконец, в 1822 г. на углу Мелок. Морской ул. и Невского пр., в доме именитого торговца Косиковского, открылась, на заграничный манер, «Контора частных должностей» Гомулецкого де-Колла.
Ко мне являлся и огромный гайдук в рваной шинели, в отыскивании места егеря, и скромный швейцарец преподаватель, искавший «приличных» уроков французского языка. Рядом с кормилицей в голубом кокошнике тут же сидел в ожидании нанимателя немец-танцмейстер, державший в руках пачку аттестатов из «знатных домов».
Как гласили публикации Конторы, тут любой имел возможность отыскать для себя «потребное» — «помещик — взять наставника, желающий взять собственный портрет — живописца». Наряду с этим Контора обязывалась советовать только людей «талантливых и нравственных».
Тут поставляли «гувернеров, дядек, архитекторов, живописцев, музыкантов, певчих, механиков, граверов, докторов, стоматологов, костоправов, бухгалтеров, переводчиков, мастеров книгопечатания, поверенных, компанионок, повивальных бабок». Характерна плата, взимавшаяся Конторой за оказываемые ею услуги. Лицо, предлагающее собственный труд, при обращении в Контору уплачивало 1/2 % с требуемого им годового вознаграждения, наниматель платил 1 %. При состоявшемся найме работника, он уплачивал 2 % собственного годового жалованья, работодатель — 3 %.
Но, настоящей «биржей труда» в Санкт-Петербурге, еще с ХVIII века, являлась местность у светло синий моста, на Мойке, перед дворцом Чернышевых. Тут по утрам царило особенное оживление. Масса людей занимала мост и всю площадь.
Целый парапет набережной был занят сидящими. Одни, расположившись прямо на мостовой, извлекали из котомок тут «и» всякую снедь же приступали к «закуске».
Другие же, подложив кулак под голову, мирно дремали, пока тяжелый сапог квартального не нарушал их безмятежного спокойствия.
Ко мне приходили наниматься артели пильщиков-олончан и маляров-ярославцев. Ко мне шел и ямской кучер в долгом кафтане, с талией под мышками, и кормилицы в кокошниках и садовники с лейками в руках.
Лакей в заплатанной, с чужого плеча, бекеше, выгнанный день назад «за наглость», приосанивался при виде проходившего «барина», искавшего недорогого, «приличного» слугу. Все эти завсегдатаи «людской рынка» терпеливо выжидали тут места у купцов либо чужестранцев.
Лишь бы не к госслужащему. В том месте бьют и не кормят.
Куда хуже было положение несложного крестьянина, которого будущее в первый раз загнала издали в северную столицу добывать барину оброк. Он никого не знал в городе и с надеждою и трепетом наблюдал на каждого приближавшегося к нему «чисто» одетого человека.
Весной, со всех финишей России десятками тысяч стекались они в Санкт-Петербург, эти, гонимые потребностью, люди, искавшие тут дохода. Но взять в летний сезон работу, в виду большой борьбе, было делом нелегким.
Бывали случаи, когда люди, в отыскивании работы, ходили ко мне напрасно семь дней, а время от времени и месяцами.
С четырех часов утра тут на площади начинал уже толпиться народ. Пильщики с пилами, лесорубы с топорами, довольно часто своим единственным имуществом, целым «обчеством» устраивались по углам площади, в ожидании работы.
В это же время их старосты вступали в немилосердный торг с подрядчиками, являвшимися ко мне за нужными им рабочими. Заложив руки в карманы собственных долгих кафтанов, подрядчики степенно торговались с крестьянами, «прижимая ценой» и норовя оттянуть хоть гривну.
Но на этом рынке возможно было не только нанять кучера либо слугу, но и приобрести его, по выражению Булгарина, в «вечное и потомственное владение».
Продажа людей на рынках была в то время делом таким обыдённым, что не завлекала к себе ничьего внимания. Фрейлина О. Шишкина, создатель известных исторических романов, передавала А.О.Смирновой-Россет, что, при окончании ею в 1808 г. Смольного университета, ей приобрели в Санкт-Петербурге на рынке «девку» за семь рублей.
Весной, с открытием навигации, на Васильевском острове, за Биржей, раскрывался особый рынок заморских товаров, привозимых матросами и предприимчивыми капитанами. Тут продавались попугаи, мартышки, раковины, восточные ароматические снадобья, тропические растения и т. д. Как передает М.А.Рено, обладатели судов тут же реализовывали негров в рабство «под видом отдачи их в услужение богатым барам».
Были в Санкт-Петербурге и другие места, где возможно было подыскать себе «людей для одолжений». Весьма популярна была в этом отношении площадь у Казанского собора, вернее Казанский мост, где с утра толпился крепостной люд в отыскивании места либо поденной работы.
Чернорабочие планировали, в основном, на углу Невского и Владимирского пр., у так называемой «Вшивой биржи», взявшей собственный наименование от уличных цырульников, в особенности бессчётных в этом районе.
Ко мне же с утра стекались бабы, торговавшие всякой снедью и завлекавшие в «Обжорный последовательность» толпы изголодавшихся людей. каменщики и Плотники планировали в большинстве случаев у Сенной площади; на Никольском мосту стоял долгий последовательность кухарок и кормилиц.
В Апраксин, на «Толкучий рынок», стекались «плотные мужики, предлагавшие собственные жилистые руки для переноски кроватей, столов и комодов». Зарубежная прислуга получала намного больше русской. «Не смотря на то, что один германский слуга стоил втрое дороже руского, — записал А. Шлецер, — но про них распространилась слава, что они аккуратнее и чище и что по большому счету смогут сделать в три раза больше, чем русский крепостной».
Повар-француз легко получал в Санкт-Петербурге 150–200 руб. и больше, кучера и лакеи — 40–50 руб. в месяц, камеристки — 60–80 руб. Весьма высоко оплачивались британцы.
Вознаграждение британского камердинера доходило до 150 руб. в месяц.
