Продолжительно я бродил по улицам Танжера, пока не вышел из туристической территории. Словно бы некая невидимая преграда отделяла Марокко вымышленный, туристический от Марокко настоящего, живого.
// stef-like.livejournal.com
— Где возможно отыскать магазин, дабы покушать дёшево? — настаивая на окончательном слове, задавал вопросы я у прохожих.
По всей видимости, слово дёшево и мое белое лицо никак не могли сойтись в голове моих собеседников, что вводило их в конечный ступор, заставляя показывать мне совсем различные направления.
По окончании продолжительных поисков мне, наконец-то, удалось отыскать желаемое. В магазине закупались седовласые французы. С французской пенсией жизнь тут — королевское удовольствие, сопровождаемое соответствующим раболепием в обращении и высоким достатком (тот же, что во Франции именуется средним).
Когда в магазине появляется белое лицо, на смуглых лицах выступают жемчужная ухмылка в тридцать два зуба (у кого и мельче). Работники отвешивают реверансы и поклоны каждому белому господину.
Оно и ясно, цены тут были европейские — мне было нужно продолжить мои поиски.
Появлявшись на вокзале Танжера, мне растолковали путь на Шефшауэн автостопом. Но уточнив путь у милиционера, меня с жёсткой уверенностью заверили, что автостоп тут не работает и меня никто не заберёт.
Тут очевидно было, что-то не так.
— В том месте, куда вы идете, ничего нет, — заверяли меня прохожие. Чувствовалось некое сопротивление в моих попытках отыскать, чем живут местные.
Небо было покрыто какой-то прозрачной пеленой. Солнце расплывалось неясным белым пятном. Неподалеку от вокзала почва была выжженной, серой. Трупы крыс валялись на земле.
Арабские дети игрались с покрышками, а где-то вдалеке, за городом, от бугра, как будто бы змея, вилась коричневая струя дыма. По рассказам местного, так в Марокко утилизируют мусор.
Мне сходу стала ясна обстоятельство нависающей над городом пелены.
В тени дерева около дороги сидели двое: мужчина лет тридцати и старик с красной и белой бородкой феской на голове. Было плохо жарко.
— Выпивать — жестом продемонстрировал я. Как будто бы на какой-то пружине, старик подскочил, убежал в сторону и скрылся за высокой стеной из цементных плит сверху присыпанных битым стеклом. Через 60 секунд дистрофичное тело старика высунулось обратно, он споласкивал кружку у меня на виду.
Подойдя ко мне, он сполоснул кружку еще раз, налил и дал мне. Я жадно глотал один стакан за вторым, пробуя утолить жажду.
— Шукран — поблагодарил я их.
Я шел, передо мной раскрывался мир живого Марокко. Ни одного туриста не виделось на моем пути. Я вошел в город. Настоящий марокканский город.
Куда-то вглубь тянулась узкая улочка, как будто бы ариаднина нить уводя в лабиринт нескончаемых разноэтажных строений. Первый этаж, где пребывали все лавки и мастерские, вдавлен вовнутрь всего строения. двери и Стены, раскрашены в различные цвета и расписаны узорами.
Мелкие квадратные окошечки накрыты ажурными решётками. Тут я не встретил привычных красок развитого цивилизованного общества: серого и асфальтового, вместо этого все оттенки песочного, обрисовать, каковые имел возможность лишь местный язык.
Характерные архитектурные изюминки не разрешают попасть в город прямому лучу солнца — это формирует освежающую прохладу, но, как и в туристическом центре Танжера, местные улицы нечисты, не ухожены и забросаны мусором.
Дети, оглядывались, смущенно радуясь либо напротив задорно, удивляясь, невиданному, — в городе был блондин. Войдя в первую же лавку, я приобрел хлеба за один дирхам и воду за шесть. Сев рядом с магазином я начал поглощать мой скромный ланч.
Внезапно, из дверного проема лавки показалась рука, а в ней молоко. Я лишь успел сообщить: шукран, как за молоком показалась Данон.
Непросроченное — пристально всмотрелся я в дату, они отдали мне свежие продукты, не смотря на то, что я кроме того не просил. Я ел, прохожие дети показывали на меня пальцем и радовались. Больше всего мне запомнился мелкий негритенок, — с обширно открытыми жемчужными белками глаз и такой же белой и широкой ухмылкой, я улыбнулся ему в ответ.
Меня окружал второй мир — хороший и гостеприимный.
В мастерской обуви, вместо витрины употребляется дверь, где вывешены марокканские туфли и разноцветные сандалии без задников с заостренными носами. За сто дирхам улыбчивый араб изготавливает их на месте.
Тут не торгуются и платят за работу. Марокканские брюки за сорок дирхам, такие легкие, что первое время в безветрие испытываешь неловкое чувство, словно бы на тебе вовсе ничего и нет.
За гроши тут возможно приобрести все, что пробуют втюхать наивным туристам матерые марокканские жулики Танжера.
Ко мне подходят местные, дабы оказать помощь, ненавязчиво задают вопросы, не заблудился ли я.
-Я путешественник, а не турист — гордо отвечаю я. С пониманием либо опаской, что это возможно заразно, они уходили. Контраст в это же время, что я видел сейчас и случившимся день назад (ссылка на первую часть) поражал, порождая большое количество из-за чего в моей голове.
В одном из мелких лавок, двое за швейными станками вышивали занавески и ковры. Вместо обоев все те же занавески и ковры. Согнувшись иначе станка мавр пробует убедить торговца, что цена за его занавески через чур высока и нужно бы скинуть.
Две покорные дамы с овальными лицами и густыми бровями, укутанные в абаи, напоминающие русские матрешки в восточном стиле, мерно кивая подтверждают слова собственного хозяина мужа.
Рядом с развалинами, на узкой улочке передо мной, вырос базарчик, составленный, как будто бы детский конструктор из разноцветных зонтиков и пластмассовых ящиков. Желтые, красные, оранжевые цвета залили шаткие древесные прилавки: бананы, мандарины и яблоки.
Мешки картошки валялись прямо под ногами. Рядом, какой-то торговец рыбы сливает отходы прямо под ноги прохожим. Нечайно приходится перепрыгивать лужи помоев.
Возможно лишь представить зловонность запахов, просыпающихся тут летом.
Выйдя из марокканского квартала, хорошенько прогулявшись, я преобразился, а совместно со мной и Мир. Никто не кричит, не обращает на меня внимания. На мне были тёмная свободная джеллаба расшитая серебряными нитями, сандалии и марокканские штаны.
Ветер гулял по моему телу, дабы его поумерить, мне было нужно закинуть на плечи мой походный портфель.
На окружной, я подошел к регулировщику с усами, в белой фуражке, в светло синий рубахе, с бляшкой на ремне и тёмными штанами со стрелочкой. Этакий — дядя Степа.
-Как это нет денег, из-за чего? — забеспокоился он.
-Похитили — изображал я досаду, дабы не шокировать дядю милиционера.
Он указал мне место для автостопа.
Со привычным возгласом ко мне подкатил таксист, маня обеими руками. Отмахнувшись, он нагло проигнорировал собственных соотечественников, но получив от меня отказ, уехал, поджав бампер.
Недолго мне было нужно махать, выставленной ладонью руки, то вверх, то вниз (как раз таковой символ употребляется в Марокко для автостопа). Остановилась первая же машина по окончании такси.
Словно бы с давешним родственником со мной не поздоровались, и, выхватив у меня сумку, ее в багажник, а меня на заднее сиденье старенького ауди. Я тут же отыскал в памяти, как в юные годы дед катал меня на своем запорожце.
Мы ехали под громкие звуки восточной музыки, шум ветра и болтовню двух арабов. Они были очень не любопытны, исходя из этого мы молчали.
Зловонный запах проникал в окно автомобили — вонь сжигаемого мусора, распространялась по всей автостраде.
Въехав в центр Тетуана, так же, как и прежде не произнося ни слова, они выгрузили мой портфель, помахав мне рукой в прощальном жесте.
Данный город очевидно касалась длань европейская, это видно по наличию и многоэтажным зданиям серого цвета. Многие строения потемнели и пожелтели от муниципальный пыли. Многие уничтожены.
Двери заколоченного дома завешивает красный марокканский флаг с пятиконечной звездой. Проглядывается необычная изюминка, наверное, что в каждом городе такси имеет собственный особый цвет. Тут он был светло синий.
Выйдя из-за стенку многоэтажных строений, передо мной выросли остроконечные бугры, усыпанные белыми кубиками — это был окраины, каких большое количество.
Все было нормально, но не знал я, где окажусь в следующий час.
Как и в первоначальный раз, автостоп не вынудил себя ожидать. Лишь я выставил руку с табличкой Шефшауэн, как уже сидел в машине с тремя молодыми черногвардейцами по направлению в светло синий город.
К сожалению, у меня не осталось фото от необычного города Шафшауэна, да забудет обиду меня за это читатель, но и Шафшауэна я не заметил, но в случае если лишь, дорогой читатель, вы продолжите просматривать, обстоятельство для того чтобы досадного упущения станет Вам очевидна.
На въезде в город к нам в машину подсел Сулейман Крысоголовый, Рожа у него была такая… неприятная, очевидно крысиная и повадки, те же, но веяло от него совсем не сыром, не канализацией и не мышьяком. Обстоятельство по которой он был в машине, мне была не известна.
Он показывал нам дорогу, куда-то вглубь Шефшауэна. Куда — я не знал.
Мы поднимались на вершину бугра, откуда раскрывался вид на город, словно бы небосвод спустился на землю и мы все впятером были на нем. Все напоминало мне описания рая, словно бы в попытках одурачить Всевышнего люди окрасили все в цвет неба.
женщины и Дети в голубых абаях играли роль ангелов, резвясь между голубо-белых стен города. Целый данный вид, придавал городу какую-то невинность, умиротворённость и спокойствие.
Не легко было представить себе, что люди, ежедневно наблюдающие на мир, окрашенные в такие броские краски, смогут быть безнравственны.
Отечественный крысиный апостол вел нас по голубому лабиринту, из которого, без его помощи, нам очевидно было не выбраться. Нам отворили дверь, встав по серпантинной лестнице, мы были перед решеткой, перед ней, как будто бы безбожники, ожидающие собственной участи, находились пара парней.
Все это время Крысь что-то владел арабским языком с моими тремя новоявленными приятелями. Я не знал, ни куда, ни с кем я иду. Кто были эти трое, что подобрали меня по дороге?
Аатиф, Муаз и Насир — так их кликали.
Нас разрешили войти. В комнате, где мы были, на долгой расшитой тахте во всю стенке, в собственных белых одеяниях возлежал султан аль-Михрджан (вероятно как раз так его и кликали).
Его положение возможно было выяснить по его непринужденной, расслабленной одеждам и позе. Его помещение была с поразительно высокими потолками, украшенными мозаиками в классическом арабском стиле. Стенки были расписаны голубым орнаментом.
На протяжении всей стенки проходила надпись, написанная, по всей видимости, древнеарабской вязью, где единственное, что было знакомо это закрученная дубль вэ, означающая: Аллах Велик. Вместо дверей висели занавески.
Среди помещения стоял столик, на нем лампа. Казалось, на данный момент султан заберёт ее в руки, потрет и из голубого дыма покажется джинн. Джинн не показался, но дым был.
Под высоким потолком встали три густых клуба дыма. Я почувствовал запах, привычный мне еще по ночной Медине Танжера.
— Взгляни. Как жвачка, — растирая смуглыми подушками пальцев мрачно зеленый комочек, сказала крысиная рожа. — Отменное уровень качества, забери, попытайся.
Твои приятели аж сто грамм берут.
Тем временем, султан аль-Михрджан, забрав громадный коричневый комок гашиша, положил его на мелкие весы. Все эти предметы утвари были принесены при нас, мелким смуглым мальчиком лет двенадцати (вероятно его сыном).
Клубы гашиша запивались сладким чаем с наной, наливаемым из серебряного чайничка, что был так похож на лампу.
-Сто грамм, смотрите, все по-честному. Первое уровень качества, — обидчиво сообщил Крысь, расстроенный моим отказом.
Трое моих новоявленных друзей: Аатиф, Муаз и Насир — кинули мешок с золотом на стол. Последние клубы дыма растворились в воздухе, и мы вышли к металлической двери, прочно закрытой на замок.
За ней ожидали уже другие просители перед входом в эдем, что им был обещан за маленькое вознаграждение: 11 дирхам за грамм рая. 9 дирхам за соцрай.
Мсемен и кофе за их счет в мелком кафе на площади Шефшауена. Так заканчивался вечер в компании трех моих новых друзей. Они не давали мне заплатить.
Стоит мало поведать, что это за люди.
Возрастом они все были около тридцати. Аатиф: щуплый добрый юноша с впалыми щеками и мало рассеянным взором, от постоянного курения гашиша.
Он казалось готовый на все предложения ответить фразой: pas de problem. Ранее он трудился на заводе по производству данон, где с ним и случился инцидент, грузовая машина придавила его к стенке.
Последствия: практически год в поликлинике, проблемы и шрамы с ногой. Муаз, поджарый, гладко выбритый юноша, был простым безработным, без образования, живущим с мамой. Насир, самый дородный из них, был единственный, кто имел работу сейчас, действующий при дворце короля, он обустраивал его апартаменты.
Они любезно внесли предложение мне присоединиться с ним и отправиться на берег Средиземного моря, обратно к Тетуану, дабы совершить в том месте ночь и на утро отправиться в Рабат, где они и обитают.
Между нами прошел негласный диалог:
— Мы предлагаем покатать тебя по Марокко: Средиземное море, Рабат, Марракеш. Мы будем тебя кормить, предоставлять тебе жилье.
— А вместо? — возразил я таковой наглости.
— Ничего.
— По рукам.
Гашиш действует, как снотворное, исходя из этого по приезду в дом на берегу Средиземного моря, глаза моих друзей стали, как щелки. Переплетая язык, они медлительно сползали по дивану, смотря какие-то новости.
Сутки заканчивался.
Я вышел прогуляться в темноту. Вдалеке мне подмигивала парой глаз, мерно махая огромным хвостом, рукоплескала по берегу моря, невидимая в черноте, Европа. На мне была марокканская джеллаба, ветер вольно гулял по моему телу, обдувая соленой свежестью.
Памятуя вчерашний вечер (ссылка) с опаской я ступил на чистый берег, хрустящий под моими ногами, всецело укрытый ракушками — берег был негромок и безлюден. Не снимая джеллабы, я вошел в море, окутавшее меня своим ласковым теплом, нежное, оно приняло меня в собственные объятия.
Расправляя руки, я опускался вглубь, за мной оставался загадочно светящийся фосфоресцирующий свет.
P.S. Прошу прощения за маленький хаос в фото. Визит был не совсем туристический, не хотелось утратить еще и мой Nikon, потому так мало занимательных фотографий. Но обещаю, для тех, кому это весьма интересно, восполнить данный пробел сполна в следующем посте.
Буду рад Вашим комментариям.
