Домашние хоры в столице были необходимы при прогулках, на лодках, за городом. Собственный хор кроме этого пел в домашних церквах столичного дворянства.
Среди крепостных церковных хоров когда-то особенно славились шереметовские певчие.
Продолжительное время во главе этого хора стоял прославленный композитор собственного времени шереметевский крепостной Степан Аникиевич Дегтярев (Дегтяревский) либо Дехтерев (1766–1813 гг.). Завершив музыкальное образование у известного Сарти, Дегтярёв приступил к управлению шереметевской капеллой, соперничавшей с придворной.
Дегтярев написал до шестидесяти произведений, из которых только немногие напечатаны. В течение продолжительных лет он тщетно просил Н. П. Шереметева дать ему вольную. Композитор взял свободу только по окончании смерти собственного обладателя, от опекунов его сына.
Предание гласит, словно бы бы Дегтярев, не имея средств перевезти в Москву рукописи и свои ноты, сжег их.
А. В. Ннкитенко, бывший крепостной Шереметевых, с таким же трудом добившийся от них свободы, детально передал на страницах ежедневника о ужасной судьбе Дегтярева.
«Это была одна из жертв того страшного положения вещей на земле, — пишет А.Ннкитенко, — в то время, когда преимущества духа и высокие дары выпадают на долю человека, лишь как бы в посмеяние и на позор ему. Дегтярева погубили рабство и талант.
Он появился с решительным призванием к мастерству: он был музыкант от природы. Необычайный талант рано обратил на него властелин и внимание знатоков его, гр. Шереметев, дал ему средства появиться.
Дегтярева учили музыке лучшие преподаватели. Он был отправлен для усовершенствования в Италию.
Его музыкальные произведения доставили ему в том месте почетную известность. Но, возвратясь в отечество, он отыскал жёсткого деспота, что по ревизскому праву на душу очень способного человека, захотел присвоить себе и воодушевление ее: он наложил на него металлическую руку.
Дегтярев написал большое количество красивых пьес… Он считал, что все они исходатайствуют ему свободу. Он жаждал, просил лишь свободы, но не приобретая ее, стал в вине искать забвения страданий.
Он выпивал большое количество и довольно часто, подвергался оскорбительным наказаниям, опять выпивал и, наконец, погиб».
По окончании смерти Дегтярева прежняя слава шереметевского хора начала меркнуть и к 1820-м годам, как говорит Г. Ломакин, шереметевские певчие уже чуть знали ноты. И в случае если «старший» сбивался, то в тот же час останавливался целый хор.
Наконец при Д. Н. Шереметеве были приняты меры к восстановлению прошлой славы шереметевского хора. Из украинских имений были выписаны свежие голоса; новых певчих вынудили пройти громадную подготовку. «Дремавших» с голоса послали на родину, вознаградив 50 руб., либо же покинули при фонтанном доме в качестве прислуги.
Шереметевский хор скоро вернул собственную прежнюю славу.
С. Шереметев говорит, что Франц Лист приехал в один раз намерено послушать пение хора, причем «стройные и потрясающие замечательное единство и звуки голосов довели его до слез».
самые выдающиеся певчие нового шереметевского хора сделали потом блестящую артистическую карьеру. Но, в свое время на все мольбы их о выдаче свободных Шереметев отвечал неизменным отказом.
Какие-то знатные чужестранцы, предложившие в один раз Шереметеву огромную сумму за выкуп его певчих, кроме этого получили отказ. «Вы правы, — ответили чужестранцы, — эти люди не имеют цены».
В тридцатых годах пользовался кроме этого громадной известностью хор Дубянского. Потомок несметного богача, любимого духовника императрицы Елизаветы Петровны, Дубянский жил на Фонтанке, против Аничкова Дворца, в собственном шикарном доме.
В его домовой церкви планировали любители церковного пения послушать известный хор, складывавшийся из 50 замечательно подобранных голосов. Солисты этого хора обучались чуть ли не у Галуппи либо у самого Сарти.
Среди них особенно славился солист «Фриц», в конечном итоге камердинер Дубянского «Федька». Как передает, но, Ю. Арнольд, необыкновенная манерность его выполнения изобличала непонимание пения и полную безвкусицу, как самого обладателя хора, так равняется и всего восхищавшегося хором аристократического Санкт-Петербурга.
«в один раз с матушкой мы были у всенощной в данной церкви, — говорит Ю. Арнольд, — дабы послушать известный хор Дубянского и прослушать тенора Фрица. Приехав к себе, я обратился к матушке с вопросом: «А для чего же больного Фрица заставляют петь? Так как ему тяжело и больно». — Да кто же тебе заявил, что он болен? — возразила матушка. — «А как же, маман, разве ты тут слыхала, как Фриц все охал, да всхлипывал и стонал; все ох, ох, ох!» — И я запел, подражая Фрицу: «Све-е-е-ете-е, ох! ти-и-н-ох-ох! хииииий, ох!»
Кроме необходимого хора, состоятельный аристократ стремился обзавестись кроме этого домашним оркестром, игравшимся на балах и вечерах. Время от времени его одалживали друзьям и родным.
Но это бывало редко; считалось, что музыканты, играясь довольно часто «у чужих», — »портят собственную нравственность и теряют мастерство». Музыканты же, напротив, весьма обожали играться у посторонних, поскольку их в том месте кормили хорошим ужином. «Хорошие господа» кроме того жаловали на «ублаготворение» оркестра две «десятки», другими словами двадцать рублей, каковые на следующий сутки пропивались в соседнем трактире.
Оркестры Строгановых и Нарышкиных славились собственными виртуозами, на обучение которых их господа не жалели денег. В 1813 г. в Санкт-Петербург переехал со своим известным домашним оркестром столичный богач, тайный советник П. И. Юшков.
В его известном по всей России симфоническом оркестре было 22 музыканта, причем все они были солистами. Юшков не жалел на собственный оркестр никаких средств. Лучшие музыканты того времени преподавали юшковским крепостным уроки, приобретая по 25 руб. в час.
Бальный оркестр Юшкова был уникальным. Перед началом танца им нужно было только «задать мотив», по окончании чего в тот же час же следовало стройное выполнение заказанного танца всем оркестром.
Ромберг, Лафон, другие виртуозы и Львов собственного времени просиживали целые ночи подле юшковского оркестра, восхищаясь блестящими импровизациями «первой скрипки», прославленного «Ивана Григорьевича», имевшего все сведенья чтобы на Западе стать европейской знаменитостью.
К числу юшковских крепостных относится и прославленный музыкант собственного времени Рупини. Его настоящее имя было Иван Рупии.
Показав громадные свойства к пению и музыке, Рупин был дан своим обладателем в обучение к знаменитому столичному певцу, итальянцу Мускети. Получив от собственного барина отпускную, он переехал в Санкт-Петербург, где певец «Рупини» стал скоро широко известен, как исполнитель русских песен, переложенных им на музыку.
Ему в собственности множество популярных романсов и песен, а также: «Вот спешит тройка удалая», «Кого-то нет, кого-то жаль», «Не белы снеги», «Ах, не одна-то во поле дороженька». Рупини сблизился с кружком поэтов и петербургских литераторов.
Пушкин и Дельвиг считались в числе его друзей.
Не считая юшковской «музыкальной капеллы», заслуженной репутацией пользовался кроме этого прославленный оркестр Шереметевых. Характерно, что относительно громадное жалованье Шереметевы платили только двум немцам — Мейеру 1 800. руб. и Фациусу 1 225 руб.
Крепостным же музыкантам, кроме того лучшим из них, как, к примеру, П. Калмыкову и Г. Рыбакову, платили по 190 и 160 руб. в год. Вознаграждение остальных не превышало 79–97 руб.
Прославленный Дегтярев приобретал 177 руб. 70 коп.
Аристократы со средним достатком кроме этого стремились обзавестись «собственным» оркестром. Исходя из этого в столице их было множество; в газетах того времени всегда встречаются статье об их продаже. — «Продаются 8 человек музыкантов, не ветше от роду каждому 20-ть лет, — гласит одно из аналогичных объявлений, — кои играются и в певческой и инструментальной музыке.
Желающие приобрести смогут определить обстоятельнее у живущего в Преображенском полку, в Офицерской улице, в доме Демидова, у настоящего статского советника Чихачева». — «Отпускаются в услужение 12 человек холостых музыкантов с инструментами, — читаем мы в второй публикации, — играющие до 6 000 номеров различных нот, более 17 лет на инструментальной духовой музыке и могущие давать концерты. Желающие нанять оных благоволят адресоваться Литейной части 3 квартал, подле Итальянской слободки, в Эртелевом пер., в дом Белавиной».
Но в начале ХIХ века крепостные оркестры были еще уникальностью. Как передает в собственных мемуарах Р. М. Зотов, в то время, когда некоторый германский преподаватель Краузе организовал в доме Ф. И. Елагиной домашний оркестр из ее крепостных, это наделало большое количество шума в столице а также кн.
Адам Чарторыйский, любимец Александра I, удостоил своим присутствием один из елагинских обедов, дабы услышать музыкантов.
К 20-м годам крепостные оркестры и актёры уже показались в Санкт-Петербурге во всех более либо менее знатных зданиях. Обрисовывая один из приемов в оленинском доме, М. Ф. Каменская, дочь скульптора Ф. Толстого, отметила: «Одно, чего не было на праздниках у Олениных, это — музыкантов и крепостных танцоров, пляшущих и играющих для господ из под палки».
Аристократы скромного достатка, за отсутствием оркестра, ограничивались своим лакеем, обученным играться «на «скрипице», для увеселения прогулок хозяина на лодке. «Продается человек 25 лет, громадного росту, могущий писать и играть на скрипице и годный в лакейскую должность, — читаем мы в современной публикации. — Видеть его и о цене определить на Галерном дворе, в Британском трактире у г. Фавля».
