Крестьянское перемещение без сомнений сыграло наибольшую роль в деле уничтожения крепостного права. И в то время, когда, наконец, борьба крестьян с крепостническим дворянством достигла, в середине ХIХ столетия, предельного напряжения, последовали вынужденные «реформы 1861 года».
Новое положение ликвидировало дотоле непреодолимое препятствие к развитию экономики отсталой страны. Во время, предшествовавший реформам, стало уже совсем очевидным, что крепостной крестьянин есть плохим работником, а его хозяин — нехорошим предпринимателем, не могущим ни руководить имением, ни крепостной «мануфактурой».
Иначе, непомерная эксплуатация помещиками труда крепостных вредно отражалась на естественном при росте крестьянского населения, на что не имело возможности не обратить внимания и правительство. Все это стало причиной тому, что против крепостного труда начала высказываться влиятельнейшая часть буржуазно-либеральных элементов дворянства, самым тесным образом связанных с бюрократическими верхами.
Они стали понимать, — увидел один историк, что «сук, на котором они не без удобства сидели, дал важную трещину и дабы не упасть, им приходится поразмыслить о том, как бы эргономичнее сойти с него самим».
Министр национальных имуществ Киселев в середине 40-х годов докладывал комитету по устройству дворовых людей, что «в отношении заводского и фабричного дела сейчас признано уже за неоспоримую истину, что наемный труд несравненно удачнее работ, создаваемых крепостными, тем более, что обладатель, для содержания одного крепостного работника, обязан кормить целую семью и уплачивать за повинности и нея подати».
Кроме того таковой отъявленный крепостник, как гр. Ал. Бобринский, был должен быстро поменять собственные взоры, в то время, когда ему было нужно спешно восстанавливать расстроенные имения отца.
Прославившиеся потом сахарные фабрики Бобринского, положившие основание его огромному состоянию, дали ему возможность на деле убедиться в преимуществах наемного труда, благодаря чего ветхий крепостник был приверженцем реформ.
Ликвидация крепостного труда давала возможность свободного выбора рабочей силы, и включения в оборот скрытых дотоле капиталов крепостной буржуазии, открывая, так, широкий путь росту внутреннего рынка.
Но, ни огромные преимущества наемного труда, ни кроме того разразившийся финансовый кризис не убедили бы правительство в необходимости реформ без наличия упорной борьбы со стороны самого крестьянства. Потребовались десятки лет упорной борьбы, целые потоки крови, тысячи семей, сосланных за «бунты» в Сибирь, дабы правящие верхи поняли, наконец, необходимость уничтожения крепостного права.
Однако, в 50-х годах среди большого дворянства, близкого к правящим сферам и лучше вторых осведомленного о катастрофическом положении страны, еще оставался множество непримиримых крепостников. В то время, когда Александр II высказал в первый раз собственный намерение осуществить крестьянские реформы, министр юстиции гр.
Панин, как передает В. В. Берви (Н. Флеровский), «не стесняясь кричал на целый Санкт-Петербург, что необходимо повесить того, кто подал императору подобную идея».
Неудивительно, что при таких условиях проект осуществления «реформ» практически не двигался вперед. Белинский писал Анненкову: «Дело об освобождении крестьян идет и вперед не подвигается».
Характерно, что в изданном в 1852 г. наставлении для образования воспитанниц женских учебных заведений еще говорилось: «Берегите крепостное право, как учреждение божественное, как божью заповедь».
В то время, когда в 1861 г. последовали, наконец, новые крестьянские законы, дворянство звучно заявило о собственном протесте, показывая, что освобождение крестьян приведет помещика к полному разорению. В это же время, пишет П.Кропоткин, — «для многих помещиков освобождение крестьян выяснилось, в сущности, хорошей сделкой.
Так, к примеру, та почва, которую папа мой, предвидя освобождение, реализовывал участками по 11 руб. за десятину, крестьянам ставилась в 40 руб., другими словами в 3 1/2 раза больше. Так было везде в отечественном округе.
В Тамбовском же степном имении отца мир снял всю почву на 12 лет и папа приобретал в два раза больше, чем прежде, в то время, когда почву обрабатывали ему крестьяне».
«Мы нечайно поражаемся умственным и нравственным убожеством господствующего сословия, — отметил один историк. — В нравственном отношении они значительно ниже тех, над кем им приходится властвовать, в умственном — нисколько не выше их».
Известному историку А. Шлецеру встретился в Санкт-Петербурге, — в доме, где он поселился, мальчик слуга 14 лет, весьма развитой и аккуратный. Он совсем верно владел русским языком, германски и фински. «в один раз я отыскал его полупьяным, — говорит Шлецер, — но так как он на другой сутки, уже совсем трезвый, выполнял все собственные обязанности и выполнял их особенно прекрасно, то я прочёл ему наставление, что он легко имел возможность бы составить себе счастье в свете, если бы вел порядочную судьбу и трудился, по причине того, что он пишет уже так прекрасно, как немногие в его лета.
Он выслушал меня и в то время, когда я кончил собственный наставление, отвечал: «Я крепостной человек». Эти слова проняли меня до костей. По прошествии 37 лет все стоит предо мной 14-летний мальчик в собственном голубом сюртуке; я все еще вижу равнодушное лицо, слышу глухой голос, каким он, по-видимому, бесчувственно, без всякого выражения горести, сказал эти слова. Да будет проклято крепостное право!»
От редакции
Крепостное право в Российской Федерации было отменено в первой половине 60-ых годов XIX века.
