На Васильевском острову, по Громадному проспекту под № 76 доме, продаются: мужской портной, зеленой забавной пара и попугай пистолетов.
«С-Петербургские Ведомости». 1800 г., № 1.
«Российская Федерация — это сто тысяч семей, вычисляющих себя чем-то и 54 миллиона людей-скотов, которых, как лошадей и быков, реализовывают, дарят, меняют и стегают»,
— отметил французский писатель Ж.-Б. Мей в 1829 г.
Такова была феодально-крепостническая Российская Федерация, в которой жил и творил Пушкин. Все зрелые годы судьбы поэта тесно связаны с Петербургом, являвшимся тем бюрократическим центром, в котором были сосредоточены все нити управления огромной империей.
Тут, в Санкт-Петербурге, рядом с утопавшим в роскоши дворянством, в лишениях и нужде жили много тысяч крепостных крестьян. Эти беззащитные «крепостные люди» составляли наибольшую часть населения столицы.
В тридцатых годах ХIХ века, при неспециализированном населении Санкт-Петербурга в 450 000 чел., число их достигало практически 200 000, другими словами немногим меньше половины всего населения. Главную массу среди них составляли помещичьи крестьяне.
На втором месте находились казенные — около 50 000 чел. и, наконец, удельные — практически 16 000 чел.
Для характеристики социального вида города весьма показательно кроме этого соотношение между мужским и женским населением крепостного Санкт-Петербурга. Дам тут была подавляющее меньшинство, поскольку на доходы в столицу приходили, в основном, мужчины, занимавшиеся тяжелым физическим трудом.
Барская дворня кроме этого была по преимуществу мужской. В соответствии с статистике, в 1750 г. на 100 дам в Санкт-Петербурге приходилось 135 мужчин; в 1784 г. это соотношение равняется 100:194, в 1789 г. — 100:213, в 1814 г. — 100:234.
Наконец, в 1825 г. диспропорция достигает максимума: на 100 дам в Санкт-Петербурге насчитывается 255 мужчин. В тридцатых годах соотношение пара изменяется — на 100 дам приходится уже 230 мужчин.
В собственном социальном разрезе Санкт-Петербург тога времени являл собою тип древнего невольничьего города, перенесенного в ХIХ век. Эта событие привлекло внимание современников.
Один из зарубежных дипломатов начала александровского царствования совершил кроме того параллель между древними Афинами и Петербургом, где, по сообщению Геродота, на 20 000 свободных граждан насчитывалось 40 000 рабов. В Риме же, имевшем к концу республиканского периода, по словам Цицерона, 1 200000 обитателей, как отмечает чужестранец, насчитывали чуть 2000 господ.
В то время, когда появился вопрос о краже рабам особенной одежды, сенат отверг это «из боязни, дабы они себя не пересчитали и не определили бы собственного количества».
Данный же факт был в свое время отмечен Энгельсом: «В Афинах на каждого взрослого гражданина мужского пола — писал Энгельс в «Анти-Дюринге», приходилось как минимум 18 рабов. В Коринфе и Эгине, во время их расцвета, рабов было на порядок больше, чем свободных граждан».
Огромное большая часть крепостного населения Санкт-Петербурга составляли, в первой половине ХIХ века, оброчные крестьяне, приходившие ко мне не надолго, сколотить нужную сумму на уплату оброка помещику. Кое-какие из них оседали тут, занявшись мастерством либо поступив на фабрику.
Но фабричная промышленность Санкт-Петербурга в начале ХIХ века была еще весьма слабо развита; исходя из этого крепостные данной категории, среди «несвободного» населения столицы, составляли малого часть; быт и жизнь их достаточно детально обрисованы в одной из работ П. Н. Столпянского («быт и Жизнь петербургской фабрики 1704–1914 г. г».).
Оброчные крестьяне стекались в Санкт-Петербург со всех финишей России. Белоруссия доставляла землекопов, Ярославль — каменщиков, ярославский уезд штукатуров, мостовщиков и печников, любимский уезд — «трактиров и служителей рестораций», Галич — искусных плотников, галицкий уезд — комнатных художников, маляров и столяров, чухломской и солигалицкий уезды поставляли кожевников, мясников и рыбаков, пошехонский — саешников и хлебников, даниловский — мелочных торговцев.
Уроженцы Тулы занимались коновальным ремеслом и проходили службу в дворниках и кучерах, ростовцы — огородничали, владимирцы — плотничали. Олонецкая губерния поставляла искусных каменотесов, Тверская-хороших башмачников и сапожников. «Мастера книгопечатания» были довольно часто зыряне, уроженцы Вологодской губернии.
Все самые «прибыточные дела» были, в большинстве случаев, в руках умелых и ловких москвичей.
Правильное числа крестьян, приходивших ко мне на доходы, установить на данный момент очень затруднительно. Историк Санкт-Петербурга А. Башуцкий информирует, что Спб. контора адресов (ставившая на крестьянских паспортах пометку о выезде из столицы) в 1831 г. зарегистрировала 52 939 крестьянских паспортов и в 1832 г. — 32 009.
Иначе, «Путеводитель от Москвы до Санкт-Петербурга и обратно», изданный в 1839 г., говорит, что лишь по одной столичной дороге в Санкт-Петербург каждый год проходило пешком до 35 000 чел. Независимо от этого, множество крестьян прибывало в северную столицу водным методом, на баржах.
Они доставляли стройматериал — песок, глину, лес и т. д. В 1807 г. на. судах и барках в Санкт-Петербург прибыло 27 793 чел., Из них 2 500 дам. К сороковым годам число прибывавших на баржах сократилось. По свидетельству И. Пушкарева, число их достигало 16 000.
Он утвержает, что они стекались ко мне из Архангельска, Вологды и других малоземельных губерний. Любой работник, за летний сезон приобретал от 70 до 120 руб., с которыми к осени возвращался к себе.
Но неспециализированное число крестьян, искавших в столице дохода, к этому времени существенно увеличилось. По сведениям Спб. адресной экспедиции за 1840, 1841 и 1842 гг. было выдано «чернорабочим» 380 488 адресных билетов, другими словами, в среднем, 126 829 билетов каждый год.
Но и эта большая цифра не в полной мере правильна, поскольку, кроме того по официальным сведениям, «очень много каменщиков, плотников, матросов, кроме этого как лиц, приходящих на барках с дровами, кирпичом, камнем, сеном, хлебом — не оплачивают адресного сбора». Число крестьян, искавших в Санкт-Петербурге дохода, с каждым годом неизменно возрастало.
По свидетельству современников в конце 40-х годов неспециализированное число приходивших в Санкт-Петербург на работу мостовщиков, землекопов, каменщиков, каменотесов, плотников, штукатуров, кирпичных мастеров и проч. — достигало огромного числа — 350 000 человек. До нас дошло мало сведений об условиях судьбы рабочих в Санкт-Петербурге.
Кое-какие эти по этому опросу содержит изданная в 1791 г. книга Ф. Антинга, посвященная России финиша ХVIII века. «Приходящие на летние доходы рабочие — строители, плотники, каменщики, штукатуры, — пишет создатель, — начинают работу в 5 час. утра и продолжают ее до 9 час. вечера, с двухчасовым обеденным перерывом. Большая часть получает от 40 до 50 коп. либо от 10 до 12 саксонских грошей.
Эти люди живут очень скудно и никакая нация не удовлетворяется меньшим. Они ночуют за городом, во дворах либо конюшнях, на земле. Их пища складывается из воды, кваса, хлеба, муки либо огурцов; они чрезмерно напрягают собственные силы, дабы собрать мало денег и, по возвращении к себе, зарывают их в тот же час в почву, дабы их господа либо управляющие не имели возможность их забрать.
И случайное происшествие либо смерть погребают окончательно в почве это серебро». Пара лет спустя Г. Шторх, в собственном известном описании Санкт-Петербурга, подчернул, что средняя поденная плата петербургского рабочего не превышает 75–80 коп.
В начале следующего столетия, на больших работах по сооружению Казанского собора, каменщики приобретали 25 руб. асс. в месяц. а известники — 15 руб.; помимо этого им, обеспечивалось даровое помещение. В соответствии с предписанию, они должны были «жить негромко, смирно, опасаясь законного наказания».
Чтобы не было же побегов, от всех нанимаемых на работу отбирались паспорта. В 1831 г., согласно данным из официальных источников, поденная плата увеличилась до 1 руб.
54 коп.; работник со своей лошадью приобретал 3 руб. 27 коп. в сутки.31 Столько же, 1 руб. 50 коп., получали на Ладожской системе и Неве «тяглецы».
Но, по существу, благодаря падения курса денег, зарплата в тридцатых годах ХIХ века кроме того понизилась если сравнивать с финишем ХVIII века.
Знаменитый архитектор Монферран, в собственном труде, посвященном истории сооружения Александровской колонны, дал следующую чёрта русских крестьян, с которыми ему было нужно сталкиваться на строительных работах. — «Двадцать лет, посвященных мною постройке Исаакиевского собора, разрешили мне высоко оценить трудолюбие этих людей, каковые каждый год приходят на работы в Санкт-Петербург. Я отметил у них те громадные преимущества, каковые тяжело встретить в какой-либо второй среде… Русские рабочие честны, мужественны и терпеливы.
Одаренные недюжинным умом, они являются красивыми исполнителями. Любая губерния поставляет собственных экспертов: Ярославская — каменщиков, Костромская — плотников; мраморщики и гранильщики приходят из Олонца…
Уже с зимы их нанимают подрядчики и они появляются в Санкт-Петербурге к Пасхе, в то время, когда начинаются строительные работы. Русские рабочие громадны ростом и сильны, отличаются простодушием и добротой, каковые весьма располагают к ним.
Живя тут без собственных семей, они селятся группами в 15–20 человек, причем любой каждый месяц вносит на собственный содержание определенную сумму. Любая несколько имеет собственную стряпуху и двух работников, занимающихся топкой печей, доставкой провизии и воды.
Они выбирают между собою доверенное лицо — голову, на обязанности которого лежит ведение квитанций». По словам А. Башуцкого, кроме этого покинувшего описание судьбы крестьян в столице, они жили большею частью целыми артелями, внося в «неспециализированный котел», на еду, любой по 8-12 руб.
Один из участников артели освобождался исходя из этого от работы, занимаясь целиком и полностью хлопотами о столе, закупкой припасов и т. д. Пища их отличается однообразием и скудостью, — подмечает создатель. — Такая артель снимает в большинстве случаев под жилье подвалы домов, погреба либо сараи; кое-какие устраиваются в пригородных сёлах, откуда утром отправляются в город на работу.
Сезонные рабочие, приходящие в Санкт-Петербург на лодках и баржах, живут все лето в сторожках. Строительные рабочие в большинстве случаев устраиваются на месте собственных работ, занимая подвалы строящихся домов.
Надзор за рабочими на больших постройках возлагался обыкновенно на мастеров и десятников. Каждому из них поручалось наблюдение за 25 рабочими. Начальствующим лицом являлся «смотритель», какой-либо отставной поручик, покинувший работу «по домашним событиям», другими словами выгнанный за пьянство, дебоши и воровство.
Эти бессмысленно ожесточённые «надсмотрители», бесконтрольно руководившие рабочими посредством кулаков, были только помехой для дела. Исходя из этого с 20-х годов в Санкт-Петербурге их стали заменять немцами из прибалтийских провинций.
Газетные публикации того времени изобилуют предложением и спросом одолжений остзейцев, отличавшихся громадной повиновением. «Нужен юный человек из немцев, — издавалось в 1832 г. в «СПБ. Ведомостях», — предпочтительно сравнительно не так давно приобщавшийся святых тайн… для принятия на себя присмотра за рабочими..».
О требованиях нанимателя возможно делать выводы согласно соглашению, осуждённому с 2000 рабочих, привлеченных к сооружению Казанского собора.
По условию, «на работу выходят обыкновенно при рассвет и по полуночи, в 11 час., для отдохновения и обеда с работы бить в колокол, а пополудни в час бить в колокол на работу и отшабашивать при захождении солнца кроме этого по символу колокола». Майский сутки в Санкт-Петербурге равен 17 1/2 час.; за вычетом двух часов обеденного перерыва, рабочее время в этом месяце исчислялось, так, приблизительно в 15 1/2 час., в среднем же, в течение летнего периода, рабочий сутки достигал 13 1/2 -14 час. — Подобные условия были в полной мере простыми для того времени.
Кроме того у «Креза-Младшего» — Шереметева, при постройке его «домашнего» театра в Останкине, крепостные выходили на работу в четвертом часу утра; на отдых и обед давалось им «лишь полтора часа и продолжали работу до половины девятого». Единственным торжественным днем первенствовал сутки Рождества; «а посторонних, — доносил управляющий, — к тому принудить неможно».
Но не обращая внимания на очень тяжелые условия работы той эры, в Санкт-Петербург на доходы стекались тысячи голодных людей в отыскивании хотя бы скудного дохода. Огромное предложение труда неизбежно порождало борьбу, совсем обесценивавшую труд.
Кроме того официальный историк Санкт-Петербурга 1830-х годов И. Пушкарев, говоря о крестьянах, должен был признать, что «изнуренные дальним методом, они являются ко мне часто в больном виде и, что всего хуже, не внезапно смогут время от времени обнаружить себе работу, отчего очень нуждаются в пропитании». Приток рабочих в Санкт-Петербург начинался в большинстве случаев с апреля месяца и усиливался около «Николина дня», другими словами 9 мая.
Период громаднейшего скопления рабочих в Санкт-Петербурге, с апреля по июль, в соответствии с указаниям официальной статистики, совпадал с большим процентом смертности. Германский доктор А. Буддеус, обрисовавший Санкт-Петербург того
