Ведомые голодом и интересом, пошли мы искать общепит. Перекусить в округе по окончании семи часов вечера было проблематично. Все заведения, что были открыты, были сугубо для местных.
Не то, дабы мы были против их посетить и отведать местного колорита, но они были открыто антисанитарны по виду — не хотелось рисковать перед грядущей семь дней на море. Рядом с самым отелем нам приглянулся только маленький японский ресторан, куда мы и направились.
Были встречены, как ответственные гости. То ли хозяин, то ли основной менеджер для нас продлил время работы заведения, обслуживал нас лично, и приказал официантам принести нам в качестве подарка дольки арбуза — чувствовалось, что чужестранец тут нечастый гость.
Заведение было не из недорогих по местным меркам. Рядом с нами за соседним столом отмечал какой-то предлог богатый бирманец с родственниками, попивали Red Label и шампанское в ведре со льдом, заедая суши и местными яствами.
Однако, мы навернули по три порции роллов. Любой сет из шести штук обошелся всего в 15 рублей.
// gur-095.livejournal.com
В целом тема еды в Янгоне раскрыта самый полно среди тех бирманских мест, где мы успели побывать. Европейских кафе, само собой разумеется, мало, но их в полной мере возможно встретить в центре, вблизи пагоды Шведагон.
А вдруг нет поблизости — то выручит японская либо китайская кухня (наряду с этим она тут будет в разы дешевее европейской по цене), к которой мы уже приучены дома. Да и местных заведений, в которых не боязно вкусить кулинарной экзотики, в центре много.
Голодными не останетесь.
Утренний Янгон — это торопящиеся на школьные маршрутки дети в белых рубахах, это цветные девушки с красивыми зонтиками, закрывающими их лица от солнца, это все те же монахи с котелками в руках, собирающие подаяние. Громадный мегаполис сохраняет дух старины и дух страны, и это то, чего нет в Бангкоке либо в иных виденных мной азиатских столицах.
Жизнь тут везде: она в зеленых парках, полных запахами летней листвы, где по древесным помостам неспешно прогуливаются влюбленные пары; она на шумных рынках, пахнущих рыбой и жареным мясом, она в солнечных лучах и на главных улицах, среди ветхих заплесневелых домов британцев, покинувших когда-то эти места.
Колониальная застройка, нужно сообщить, сохранилась тут практически в неизменном виде. Ее не стали разрушать, но и поддерживать в обычном состоянии не торопятся. Британцы покинули по окончании себя неповторимый вид центрального Янгона: дома в викторианском стиле, с арками, колоннами, сводами, ажурными окнами.
Эти потрепанные временем, климатом и местными культурными изюминками строения употребляются по прямому назначению и, медлительно покрываясь грибком, доживают собственный век. Многие из них, кое-где уже осыпавшиеся и готовые вот-вот упасть, очевидно будут в аварийном состоянии.
Никто не думает их реставрировать, никто не думает их сохранять. До тех пор пока еще имеется шанс почувствовать колониальный шарм Янгона. До тех пор пока.
Это наследие прежней эры, которое через каких-нибудь несколько десятилетий точно канет в лету.
Над янгонскими улицами на высоком бугре позолоченным конусом возвышается пагода Шведагон. Она совершенно верно отечественный Кремль — ответственное место, ориентир, реликвия.
И основная достопримечательность страны.
Пагода Шведаго в Янгоне, Мьянма // gur-095.livejournal.com
буддистских паломников и Туристов в Шведагоне большое количество больше, чем в каком бы то ни было втором месте Мьянмы. Туристы неспешно ходят около масштабного конуса ступы, покрытого чистым золотом и увенчанного огромным алмазом.
простые горожане и Паломники молятся, поливают водой статую Будды, восседают у собственного угла, соответствующего их дню семь дней. Всего в бирманском календаре не семь, а восемь дней семь дней. Различаются среда-среда и утро-вечер.
Соответственно и углов около пагоды восемь.
Темнеет рано и скоро. Пагода в свете прожекторов думается еще богаче. Прежде я не видел для того чтобы зрелища — огромный, под 100 метров в высоту, золотой монолит.
Отправимся, я покажу вам алмаз, — подошел к нам юный юноша в монашеской одежде и начал по-английски. Я, было, принял его за назойливого хелпера, из тех, что так довольно часто видятся в туристической Азии.
Но, приятели, мы в Мьянме — юноше пообщаться по-английски, и он был настоящим монахом. Он отвел нас мало в сторону от наворачивающих круги туристов и продемонстрировал на плитки под ногами.
На их мраморной поверхности белой краской были начертаны буквы Y, B, R, G… Оказалось, что, в случае если подняться на определенную плитку, то возможно заметить, как алмаз на самой вершине пагоды преломляет свет прожекторов.
Он похож на маленькую, чуть различимую световую точку, как неяркая звезда на небе. Поднимешься на плитку Y — yellow — точка получает желтый цвет, на R — красный, на G — зеленый.
Солнце уступило место горячей азиатской ночи, а мы еще долго сидели у подножия Шведагона. Золотая громада устремила собственный пик прямо в звездное небо. Мне вспомнилась Москва, а за ней десятки городов, где я побывал. Так не похожи они друг на друга.
И люди. Люди, каковые виделись на пути, такие же различные. Все они — для меня сейчас только воспоминания — где-то имеется. Люди перед нами. Они ходят около золотой пагоды и поливают собственную статую Будды.
Они ходят около и щелкают затворами фотоаппаратов.
Мы стали одними из последних свидетелей той ускользающей Мьянмы, о которой с любовью отзывался Киплинг. Не так долго осталось ждать она уступит место второй стране, туристической и урбанистической.
По наблюдениям местных обитателей, еще каких-то пять лет назад в Шведагоне не было возможности заметить местных мужчин в западной одежде. Все надевали юбки-лонджи. Сейчас же юбка все чаще заменяется на американские джинсы. Процесс уже идет.
Последние классические культуры мира рушатся как карточный домик, и нам остается лишь фиксировать на снимках подробности уходящих традиций. Мы, дети запада, наконец-то заметили что-то настоящее.
И это весьма здорово.
